Новые песни о старом: современное русское кино

6

Текущий кинопроцесс в России тотально зависим от телевидения и государства. Бюджет любого немейнстримового фильма (т.е. того, чья целевая аудитория находится за пределами категории «девочки 15-20 лет и их парни») складывается из двух источников: денег Министерства культуры и денег того или иного телеканала. Цензура современного телевидения гораздо страшнее позднесоветской, потому что витальна. Она темпераментно борется за образ России в виде встающего с колен чебурашки, который жрет ложками черную икру и одет в красно-белую петушиную форму от Bosco. «Девяностые кончились» скажет вам любой продюсер в ответ на нежелание снимать счастливых и богатых сибиряков, сажающих у себя во дворе эвкалипты. Терминология «художник», «творчество», «искусство», «дело» открыто считается позорной, ее носители — маргиналами. Не существует никаких частных фондов, институтов, занимающихся артхаусными проектами в кино. Олигархия полностью сосредоточилась на современном (реже антикварном — яйца Фаберже и т.п.) изобразительном искусстве как своем салонном развлечении; банки и прочие сырьевые корпорации дают деньги театрам. Кино выбросили из сферы своих интересов и богачи, и зрители. А оно не отвечает им радикальностью жеста. Своих Pussy Riot в кино нет, потому что кем были бы пусси, если бы государство покупало им балаклавы с гитарами?

Новая волна

Точкой отсчета явления, которое несколько лет называли «новой волной» (не путать с Юрмальским музыкальным фестивалем… Впрочем, и с французской Новой волной путать не стоит — об этом ниже), стал «Кинотавр» 2009 года. Отчасти неожиданно (потому что все сразу), отчасти ожидаемо (потому имена всех режиссеров, выстреливших на том «Кинотавре», были уже известны как минимум в узких кругах) в центре внимания оказалась целая группа 30-35-летних режиссеров с суровыми реалистическими картинами, которые в противовес общепринятой пропаганде («мы встали с колен», «стали более лучше одеваться», «лихие девяностые позади») заявили о неустроенности русской жизни, о жестком провинциальном быте, о разрушении нравственных стержней, наконец, и собственном личном беспокойстве и тревоге. Это был Борис Хлебников, «Сумасшедшая помощь»; Николай Хомерики, «Сказки про темноту»; Алексей Мизгирев, «Бубен, Барабан»; Иван Вырыпаев, «Кислород»; Андрей Прошкин, «Миннесота»; Григорий Константинопольский, «Кошечка»; Василий Сигарев, «Волчок»; Петр Буслов, Кирилл Серебренников, Алексей Герман-младший с альманахом «Короткое замыкание». Среди других авторов, считающихся частью «новой волны», но не представленных на «Кинотавре-2009», можно назвать Алексея Попогребского («Простые вещи», «Как я провел этим летом»); братьев-близнецов Коттов — прежде всего Владимира и его трогательного и грустного «Громозеку», в меньшей степени его брата Александра, перешедшего из артхауса в коммерческое кино («Фотограф», «Ехали два шофера»).

У русской новой волны мало общего с главной Новой волной — французской. Годар, Трюффо, Маль, Ромер были единомышленниками, выходцами из одной среды (журнал «Кайе дю синема»), с единой задачей (через эксперимент и радикальный жест победить коммерческий кинематограф) и похожим стилем (принципиальный отказ от средств коммерческого кино — павильонов, профессиональных актеров, грима, выверенного света — в пользу реализма и настоящей искренности, смешанной с нелинейный кинорассказом и рваным монтажем). Режиссеры российской «новой волны» радикальностью по меркам западного фестивального кино не отличаются, друг на друга совершенно не похожи, никаких манифестов не пишут, общих задач перед собой не ставят, коммерческое кино скорее снимают (сериалы), чем ненавидят, и в большинстве своем вообще друг с другом не общаются. Единственная серьезная вещь, которая их объединяет, — это попытка противопоставить потоку откровенной лжи на ТВ и в мейнстриме более менее откровенное высказывание.

мейджеры-прокатчики объясняют авторам, что народ дебил и ничего кроме шуток о мочеполовой системе не понимает.

К сожалению, «новая волна» в цунами не превратилась, зритель фильмы «Кинотавтра-2009» смотреть не стал: «Короткое замыкание» собрало $91 тыс., «Кислород» — $48 тыс., «Кошечка» — $35 тыс., «Бубен, Барабан» — $10,5 тыс. и т.д. Мизерные цифры, не покрывающие и сотой доли миллионных затрат на производство. На то, почему это так, есть две основные точки зрения: согласно первой — ее придерживаются и провозглашают с трибун «патриоты», см. о них ниже — народ устал от «чернухи» и жаждет позитивного, духоподъемного кинематографа. В этой позиции есть частичка правды — народ действительно отучили смотреть правде в глаза, но ведь люди не ходят и на тот самый духоподъемный кинематограф, который фигачат «патриоты», так что не в этом дело. Вторая точка зрения — ее придерживаются сами участники «новой волны» и сочувствующие им журналисты — заключается в том, что никакого проката у этих картин по сути не было: только несколько копий, на неудобных по времени сеансах, без какой бы то ни было рекламы и раскрутки. Тут тоже есть доля правды, своего рода заколдованный круг — телевидение и коммерческий кинематограф приучают людей проглатывать идиотский продукт, а потом то же телевидение и мейджеры-прокатчики объясняют авторам, что народ дебил и ничего кроме шуток о мочеполовой системе не понимает. В любом случае, даже если это так, молодые и продвинутые могли бы активнее доносить свое кино до зрителя, раскручивать его в соцсетях, использовать в этих целях многочисленные артплощадки и т.п., они же во многом ведут себя как старые мосфильмовские режиссеры: ждут, что государство принесет их фильмы к зрителю, а зритель за неимением других развлечений придет в кинозал и принесет свои 30 копеек. Этого уже никогда не будет.

Основным средством доставки артхаусного кино к зрителю является программа «Закрытый показ» на Первом канале. Она выходит по пятницам ночью несколько раз в месяц. Через нее продюсер отбивает хоть какие-то деньги, а авторы наконец получают зрителя — даже в 12 ночи Первый собирает приличную аудиторию, что компенсирует порой открытое хамство ведущего и странный подбор «экспертов», обсуждающих фильмы.

За прошедшие с «Кинотавра-2009» три года ситуация мало поменялась, и именно поэтому о «новой волне» больше не говорят. Прорыва не произошло. Все названные выше режиссеры сделали на государственные деньги по одному-два фильма: Алексей Мизгирев снял драму превращения отмороженного ублюдка в человека («Конвой»); Борис Хлебников — салонную сатиру «Пока ночь не разлучит» о работе официантов в гламурном ресторане «Пушкинъ»; Василий Сигарев — три новеллы под общим названием «Жить» о смерти близких; Андрей Прошкин — масштабную «Орду» о путешествии Святителя Алексия в столицу татарского ханства; Николай Хомерики — «Сердца бумеранг», простенькую историю про то, как машинист метро-политена на пороге смерти ищет счастья в личной жизни. Все эти фильмы получили какие-то призы, а зритель по-прежнему на них не ходит. Критики в свою очередь перестали пытаться сформулировать эту группу режиссеров как единую компанию и разошлись по интересам — кому кто больше нравится.

Звягинцев

Особняком от «новой волны» стоит Андрей Звягинцев — самый успешный российский режиссер с точки зрения европейских фестивальных площадок, лауреат Каннского и Венецианского фестивалей. По возрасту Звягинцев вроде бы попадает в ту же группу, но его кинематограф сильно отличается от «реалистов» новой волны. Сам режиссер объявил себя наследником Андрея Тарковского, работает с притчевой структурой сюжета, цитирует в мизансценах шедевры мировой живописи, использует длинные многозначительные планы, наполненные течением времени, его артисты играют состояния, а не действия. Только с третьим фильмом — «Еленой» — российский киноистеблишмент принял Звягинцева и одарил Орлами и Никами. До «Елены» его считали выскочкой и случайной фигурой. Нет смысла разбирать художественные достоинства и недостатки этого фильма — в сети можно найти десятки, если не сотни рецензий. К фильмам Звягинцева, однако, есть очень простой ключ: достаточно посмотреть любые пять минут из любого из них и вы поймете — нравится вам такое кино или нет. Если покажется скучным и претенциозным — дальше можете не смотреть, ничего не изменится, если возвышенным и прекрасным — то вот, пожалуйста, три фильма чистого счастья.

Новая новая волна

Так ее никто не называет, но она, похоже, зарождается. Это «Шапито-шоу» Лобана и Потаповой, сериальные творения Валерии Гай-Германики, работы победителя последнего «Кинотавра» Павла Руминова («Я буду рядом» — тоже, по сути, сериал). Эти люди существенно моложе сорокалетних представителей первой «новой волны», и они совершенно свободны в своем киноязыке — им не вяжет руки советский реалистический кинематограф семидесятых-восьмидесятых, что особенно заметно в «Шапито-шоу». Истеблишмент как своих эту молодежь пока не принимает, но зрителю она любопытна. Та же Германика, делающая абсолютно авторское кино (не в смысле «хорошее», а в подлинном — т.е. кино личное, авторское высказывание режиссера) на площадке сериала, собирает относительно неплохие рейтинги. «Шапито-шоу» и «Все умрут, а я останусь» были великолепно приняты молодой продвинутой аудиторией и активно раскручивались с помощью «сарафанного радио», прежде всего в соцсетях. По сути, это первое поколение режиссеров творчески и настроенчески свободных от советского наследия. Хорошо это или плохо — они разговаривают с двадцатилетними на понятном им, знакомом языке (в отличие от «новой волны», чей киноязык все-таки преимущественно «папин»), говорит о понятных им темах. Главная беда новой новой волны — это ее малочисленность: творческого потенциала Лобана и Германики не хватает для того, чтобы выразить целое поколение.

Женское кино

Реален ли феномен женского кино как таковой или это очередная киноведческая химера — вопрос дискуссионный. Факт в том, что в современном российском кино действует довольно значительная группа женщин-режиссеров, которая выработала свой стиль и с его помощью завоевала определенное место под солнцем. Несомненно, застрельщицей выступила Рената Литвинова (наследуя, в свою очередь, Кире Муратовой), предложившая основные ингредиенты: легкое, ненавязчивое чудачество, музыкальность, оторванность от социальных проблем, некоторая концептуальная расслабленность, певучесть диалога и главное — одинокая, умная, все понимающая, но недолюбленная героиня в центре повествования. Сегодня у женского кино в России новый лидер — Авдотья Смирнова. Дочка Андрея Смирнова («Белорусский вокзал», «Жила была одна баба») и жена главного приватизатора Анатолия Чубайса, агрессивная телеведущая, Смирнова как режиссер сделала три фильма для современных русских буржуа женского пола: успешных, независимых барышень, гневно отринувших дом, быт, уют, семью, но втайне мечтающих о женском счастье. И «Кококо», и «Два дня», и «Связь» нацелены именно на эту аудиторию и, судя по неплохой кассе, в нее успешно попадают. Сама Литвинова оказалась в последние годы несколько в тени, ее «Последние сказки Риты» 2012 года еще не вышли в прокат, а предыдущая режиссерская работа «Зеленый театр Земфиры» — по сути, фильм-концерт — датируется аж 2008 годом.

В какой-то момент громко о себе заявила Анна Меликян — ее «Русалка» была очень тепло принята в Америке (приз главного независимого фестиваля Америки Sundance за режиссуру), в том фильме была лирическая интонация и простота, искренность, которой сильно не хватает мужскому кино. Но было это уже пять лет назад, новых работ Меликян не снимала. В конце нулевых коммерческое направление женского кино номинировала собой Оксана Бычкова («Питер FM», «Плюс один»). Сейчас она занимается сериалами («Жанна», «Черчилль»). Самым женским представителем женского кино остается Вера Сторожева: ее «Путешествия с домашними животными», «Небо. Самолет. Девушка», «Француз» и прочие фильмы полны лиризма и девичьей тоски, и у нее всегда хорошо играют актрисы.

Старики

Молодая шпана еще не стерла с лица земли целую группу режиссеров старшего поколения. В их активе опыт, статус, мощный режиссерский инструментарий, разработанный индивидуальный киноязык. В пассиве — то, что обычно у «стариков» в пассиве: витальность, чувство времени, современности, грубо говоря, актуальность. Больше десяти лет общественность ждет, когда Алексей Герман («Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталев, машину») закончит свою экранизацию повести братьев Стругацких «Трудно быть Богом». Когда-то этот проект начинался со слов мастера, что ему «понятно снять — как два пальца обоссать» и заверений актера-тире-продюсера Ярмольника в том, что фильм будет снят за один год по заранее согласованной смете. С поры тех заверений прошло лет пятнадцать, Ярмольник постарел, сколько смет там сменилось — не счесть, сняли штук пять документальных фильмов об этих съемках, а самого фильма все нет. Все молятся и надеются. Подобная история происходит и с фильмом Марлена Хуциева («Июльский дождь», «Застава Ильича») «Невечерняя» — история взаимоотношений Чехова и Толстого снимается с 2003 года.

Гораздо моложе Германа Сергей Урсуляк, тем не менее, на его счету один из лучших постсоветских фильмов, который никто не видел, — «Долгое прощание» по прекрасной повести Юрия Трифонова. Стильная картинка, чумовая Полина Агуреева в главной роли, пронзительная история гибели чувств, замечательные стихи Пастернака, песни. Продолжает снимать Павел Лунгин («Такси-блюз»), но его «Царь» и «Дирижер» не повторили неожиданный успех «Острова», у которого были отличные показатели в прокате и удивительно высокие рейтинги на ТВ (это при камерном сюжете про монахов и силу молитвы). Среди других «стариков» нельзя пропустить Сокуровского «Фауста», Прошкинского «Искупления», Балабановского «Кочегара» — все это фильмы отвлеченные, не связанные с модной стилистикой «под документальное кино», но очень крепкие, не вызывающие впечатления обмана, на что вы вполне можете нарваться при просмотре шедевров «новой волны».

Патриоты

Никита Михалков («Утомленные солнцем-2», «12»), Владимир Хотиненко («1612», «Поп»), Станислав Говорухин («Артистка», «В стиле jazz») — эта группа в силу политических обстоятельств оказалась ближе других к властному ресурсу и стабильно получает финансирование для своих старомодных проектов. Говорухин вообще возглавил штаб Путина на последних выборах, Михалков открыто бравирует своей дружбой с новым старым президентом, Хотиненко ваяет мегаломанские проекты о победах над поляками и т.д. Но при всей мощи господдержки зрительского или фестивального внимания патриоты не добиваются. Последние проекты Никиты Михалкова — прежде всего оба «Утомленных солнцем-2» — хоть и провалились в прокате ($8 и $2 млн. при сорокамиллионных затратах), а в Каннах получили ужасную прессу, зато уж точно не прошли незамеченными. Говорухин и Хотиненко свою аудиторию найти не могут: «В стиле jazz» вообще не вышел на экраны, а рейтинг сериала «Достоевский» колебался в районе 4%.

В принципе, ситуация, в которой сейчас оказалась Россия, могла бы быть весьма выразительно отрефлексирована с государственнических позиций (см. опыт славянофилов 19-ого века), но этому мешает как раз близость режиссеров-патриотов к власти, постоянная зависимость от ее милостей и подачек (в отличии от тех же славянофилов, которые были с властью как минимум в диалоге, чаще же в конфликте). В результате патриоты работают с историческими и отвлеченными сюжетами, игнорируют современный русский мир вокруг себя, прячутся от него, и производимый ими продукт оказывается неконкуренто-способен ни в творческом, ни в финансовом смыслах. Все что остается «патриотам» — убеждать народ и самих себя через доступные медиаканалы, прежде всего, федеральное телевидение, что они все равно самые умные, лучшие, талантливые и важные.

Мейнстрим

Самое убогое, что есть в российском кино, — это так называемый мейнстрим, то есть крупнобюджетные фильмы, на которые делают ставку прокатчики: выпускают тысячами копий, обвешивают крупные города рекламой, пускают проморолики по ящику. А случилось следующее. В середине нулевых годов в коммерческом кино был кратковременный всплеск — вышли «Ночной дозор», «Дневной дозор», «9 рота», «Турецкий гамбит». Как к этим фильмам не относись — это качественный, добротный продукт, сделанный с большой фантазией и профессионализмом, явным авторским почерком. Зритель на эти фильмы валил валом. Но студии вместо того, чтобы поднять планку производства на этот уровень и стараться ниже нее не опускаться, решили подавать любую низкопробную халтуру как «отечественный мегаблокбастер года», намекая на связь каждого унылого говна, например, с «Дозорами». Полагали, что зритель — идиот, не догадается, однако не вышло. Пару раз выложив свои кровные десять евро за откровенный трэш, зритель раскусил этот орех и, приходя в кинотеатр, стал не задумываясь выбирать голливудский продукт, игнорируя отечественный. Все многочисленные «Няньки», «Карлссоны», «Zолушки» проходят практически незамеченными, никто их не видел, ничего про них никто не думает и не говорит. Сиквелы старых советских фильмов по-прежнему выпускаются в промышленных масштабах, но единожды сработав на «Иронии судьбы-2», этот трюк уже никого не развлекает. Бывшие КВНщики и комедиклабцы кривляются, что есть сил, но и их потуги в последнее время пропадают втуне — в первый раз околоптушные подростки сходили, увидели, что не смешно, и больше не ходят.

…миф о «чернухе, заполонившей экраны» — чистой воды вранье…

Редкие попытки привлечь серьезных, талантливых режиссеров к производству коммерческого кино успеха также не приносят («Брестская Крепость» Александра Котта, «Спасибо, что живой» Петра Буслова). Программно, конечно, декларируется примат «доброго» и «позитивного» кино в противовес т.н. «чернухе» новой волны, но в реальности к доброте и позитиву эта дрянь имеет такое же отношение, как надувные женщины к сексу. К тому же миф о «чернухе, заполонившей экраны» — чистой воды вранье: мрачные фильмы «новой волны» выхода к зрителю практически не имеют, а ТВ и киноэкраны напрочь забиты радужными мелодрамами из деревенской жизни, несмешными комедиями про смену полов и бравурными боевиками о добрых ментах и смелых чекистах. Весь этот паноптикум должен укреплять в гражданах ощущение того, что при Путине жить стало много лучше и значительно веселее.

Документальное

Один известный таллиннский барабанщик, сидя в полупустом московском клубе, презрительно оглядел подаренный мною диск и изрек разочарованно: «Это же документальное…». Меж тем док стал в российском кино (и не только в нем) чуть ли не единственной зоной возможности настоящего творчества. В то время как игровое кино захлебывается в собственной фальшивости, избитых сюжетах, лживых алчных артистах, зверской дебилизирующей системе кинопроката (что-либо полноценное просто не показывают умному зрителю, выталкивая его в торренты и прочий нелегальный интернет) и устаревшем языке, никак не описывающем окружающую нас реальность, документальное находится в расцвете. Им занимаются молодые продвинутые люди с незашоренными мозгами, их кинотексты свободны от советского наследия, но самое главное — они абсолютно гуманистичны, т.е. вся их интенция направлена не на зарабатывание бабла, а на человека, они — попытка увидеть частную, маленькую судьбу и вписать ее в контекст происходящего со всеми нами.

Это цифровые технологии сделали возможным производство документального кино в частном порядке, но на практически профессиональном уровне. Художники, желающие этим заниматься, тут же нашлись. Сергей Дворцевой в фильме «Хлебный день» (доступен на YouTube) проводит день среди несчастных жителей заброшенной деревни, толкающих на свою станцию вагон с хлебом. Антуан Каттин и Павел Костомаров показывают мать девятерых детей, чья любовь буквально светится посреди кошмара жизни («Мать»). Блестящий прозаик Антон Уткин рассказывает историю спившейся деревни, в которой начинают выращивать потрясающе красивых бабочек на продажу («Царь-свет»). Сибирская чета Соломиных создает групповой портрет русской провинции с помощью простейших фотографий на паспорт («Глубинка 3х4»). Изящные, пронзительные работы не имеют доступа к широкому прокату, практически игнорируются телевидением (за исключением канала «Культура»), но стабильно собирают полные залы по всей стране на фестивалях. Умный, благодарный, заинтересованный зритель ходит на документальное кино, волнуется, спрашивает, обсуждает, видит в нем человечность, противовес мылу и анально-фекальной тематике — автор этих строк живой тому свидетель. И на международных фестивалях российской док представлен шире и успешнее, чем игровое кино.

В завершении два списка: первый — это самые кассовые российские фильмы последнего десятилетия, второй — фильмы-призеры трех главных международных кинофестивалей.


СПИСОК 1

Самые кассовые российские фильмы последнего десятилетия:

1. «Ирония судьбы. Продолжение» (2007) $ 55 635 037
2. «Дневной Дозор» (2006) $ 38 862 717
3. «Адмиралъ» (2008) $ 38 135 878
4. «Ночной Дозор» (2004) $ 33 951 015
5. «Самый лучший фильм» (2008) $ 30 496 695
6. «Высоцкий. Спасибо, что живой» (2011) $ 27 544 905
7. «Монгол» (2007) $ 26 690 277
8. «Ёлки 2» (2011) $ 26 231 525
9. «9 рота» (2006) $ 25 555 809
10. «Иван Царевич и Серый Волк» (2011) $ 24 830 497


СПИСОК 2

Лауреаты Венецианского кинофестиваля:

«Фауст» Александра Сокурова. Золотой лев, главный приз в 2011 году.
«Бумажный солдат» Алексея Германа-мл. Серебряный лев и Golden Osella за работу операторов-постановщиков Максима Дроздова и Алишера Хамидходжаева в 2008 году.
«12» Никита Михалков. Специальный лев в 2007 году.
«Первые на Луне» Алексея Федорченко. Приз за лучший документальный фильм в программе «Горизонты» в 2005 году.
«Возвращение» Андрея Звягинцева. Золотой лев и приз Луиджи Ди Лаурентиса в 2003 году.
«Последний поезд» Алексея Германа-мл. Special mention жюри приза Луиджи Ди Лаурентиса в 2003 году.
«Дом дураков» Андрея Кончаловского. Специальный гран-при жюри в 2002 году.
«Клоун» Ирины Евтеевой. Серебряный лев за лучший короткометражный фильм в 2002 году.

Лауреаты Берлинского кинофестиваля:

«Как я провел этим летом» Алексея Попогребского. «Серебряный медведь» за лучшую мужскую роль Григорию Добрыгину и Сергею Пускепалису, «Серебряный медведь» за выдающийся вклад в искусство кинооператору Павлу Костомарову в 2010 году.

Лауреаты Каннского кинофестиваля:

«В тумане» Сергея Лозницы. Премия Международной федерации кинокритиков (ФИПРЕССИ) в 2012 году.
«Дорога на» Таисии Игуменцевой. Первая премия «Синефондасьон» за короткометражный фильм в 2012 году.
«Елена» Андрея Звягинцева. Специальный приз жюри «Особый взгляд» в 2012 году.
«Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики. Специальное упоминание в рамках конкурса дебютов «Золотая камера» в 2008 году.
«Изгнание» Андрея Звягинцева. Приз за лучшую мужскую роль российскому актеру Константину Лавроненко в 2007 году.
«Отец и сын» Александра Сокурова. Премия Международной федерации кинокритиков в 2003 году.


читать на эту же тему