Уроки авторитарной страны

Многие из нас вообще не смотрят новости, а те, кто следит за ними, наверняка уже и не помнят, как пару лет назад в СМИ говорилось о многотысячных толпах протестующих на улицах Будапешта. Те ужасы, что творятся в 21 веке в самом центре Европы, подтверждают лишь то, что история всегда повторяется. И мы ни в коем случае не должны забывать об этом. Данная статья вышла в марте 2019 года в журнале «Vikerkaar» и приводится здесь с некоторыми сокращениями. Полная версия на эстонском языке доступна по ссылке.

За две недели до того, как я должна была начать в Будапеште обучение в магистратуре по специальности «Гендерные исследования», премьер-министр Венгрии Виктор Орбан объявил эту учебную программу недействительной.¹ Факультет гендерных исследований расположенного в Будапеште Центрально-Европейского университета (ЦЕУ) один из самых признанных в мире, однако правительство Орбана обвинило его в ненаучной идеологии, которой нет места в университете. Подобные нападки характерны не только для Венгрии: правые радикальные католические организации распространяют по всей Европе слухи о призраке «гендерной идеологии», которая якобы угрожает семейным ценностям. При этом их собственные кампании, по большому счету, направлены против прав женщин, а также гендерных и сексуальных меньшинств.² В Эстонии у нас тоже есть подобная организация — она называется «В защиту семьи и традиций».

ЦЕУ основан в 1991 году группой интеллигенции при финансовой поддержке Джорджа Сороса с целью развития открытого общества и демократии в странах Центральной и Восточной Европы и бывшего Советского Союза.

Источник: Википедия

Итак, на первом собрании факультета нас, свежеиспеченных студентов, поприветствовали горькой усмешкой и словами о том, что, наверное, еще никому из нас не приходилось начинать обучение на специальности, которая подвергается активным нападкам со стороны политиков. Да, действительно, не приходилось.

В 2017 году правительство Орбана угрожало вообще выгнать ЦЕУ из страны, и тогда тысячи людей в знак протеста вышли на улицы Будапешта.³ С тех пор ЦЕУ находился в постоянной юридической борьбе с правительством Венгрии, пытаясь выполнить необоснованные требования и получить согласие премьер-министра на продолжение работы университета в стране.⁴ Когда в сентябре 2018 года я начала свое обучение, руководство вуза ждало от Орбана подписания договора, в котором было бы зафиксировано, что ЦЕУ выполнил все условия. Ректор университета Майкл Игнатьефф сказал, что будет ждать до 1 декабря 2018, а затем университет будет вынужден переехать в Вену.⁵

Вот так я и попала в учебное заведение, находящееся в политических путах, и начала учиться на специальности, которую в местном обществе старались демонизировать. Часть моих сокурсников решила, что нужно что-то предпринять.

Докторант нашего факультета Адриан, ранее участвовавший в гражданских инициативах в Квебеке, Праге и других городах, был одним из тех, кто созвал первое собрание вместе со студентами факультета гендерных исследований Университета имени Лоранда Этвеша (УЛЭ). В середине октября мы встретились в расположенном в подвальном помещении баре: десяток людей за круглым столом и под низким потолком. Мы обсуждали то, какие формы противостояния могли бы быть наиболее эффективны в Венгрии. Студенты из УЛЭ знали, что они находятся в еще более уязвимом положении, чем мы, потому что если программы ЦЕУ благодаря их аккредитации в США в любом случае сохранятся, то УЛЭ вынуждали закрыть целый факультет. Присутствовавшие на собрании венгры сказали, что марши протеста местным уже надоели и что нужно придумать что-то другое. Но впоследствии свою позицию мы выражали именно при помощи протестов на улицах — о противоречивости этой формы противостояния речь пойдет ниже.

В апреле 2017 года поправки в венгерский закон об образовании запретили, в том числе, деятельность любого иностранного вуза, не имеющего учебной структуры в его родной стране. Под это ограничение попал и ЦЕУ, так как он считается американским учебным заведением, но не имеет в США своей учебной базы. Как следствие, ЦЕУ открыл университет в штате Нью-Йорк.

Источник: Википедия

ВЫХОД ИЗ АУДИТОРИЙ НА УЛИЦЫ

Студенты ЦЕУ стали каждую неделю собираться в одной из пустовавших аудиторий. Оглядываясь назад, сложно назвать инициатора создания нашей группы, изначально походившей на ризоматическую структуру. Возможно, это был магистрант политологии, венгр Имре, который вместе с Адрианом созвал первое общее собрание радикально настроенных студентов. На состоявшейся 30 октября встрече присутствовало около 40 человек с разных факультетов. Я чувствовала себя не очень уверенно, потому как у многих из них был богатый опыт политической мобилизации, у меня же он практически отсутствовал. Причины, по которым люди решили прийти на это собрание, были разные — среди них как мотивация оказать сопротивление венгерскому правительству, так и просто любопытство.

На этой встрече мы сформулировали три основных требования: правительство Венгрии должно
1) подписать договор с ЦЕУ;
2) прекратить цензурирование высшего образования;
3) обеспечить качественное, доступное, независимое и хорошо финансируемое образование.

В этих требованиях были отсылки к нападкам правительства на другие учебные заведения и Академию наук. Большую часть финансирования последней перевели под контроль недавно созданного Министерства инноваций и технологий. Проправительские СМИ публично порицали ученых, занимающихся, например, исследованиями сексуальных меньшинств и миграции, и сотни преподавателей боялись (и боятся) за свою работу. Также шел процесс приватизации Университета Корвина: новая схема финансирования этого учебного заведения предполагает, что большая часть бюджета вуза будет идти из карманов студентов. Но, к сожалению, подавляющая часть венгерской молодежи не может позволить себе подобное образование. Корвин — пилотный проект по преобразованию бюджета, и похожая судьба может ждать и другие университеты Венгрии.⁶

В середине ноября факультет гендерных исследований УЛЭ провел день противостояния, на котором в форме лекций и семинаров рассказывалось о необходимости сохранения этой специальности в университете. Чтобы поддержать своих коллег, канадско-финская преподавательница социологии ЦЕУ Сара, студент социологии, венгр Эндре и я организовали, так сказать, первое публичное мероприятие нашей группы — если не считать того, что к тому моменту в фойе университета мы уже как две недели дежурили за инфостолом, который превратился в центр вербовки желающих принять участие в революции, а также в место сбора картонных транспарантов, приманку для журналистов и просто место тусовки членов группы. В назначенный день нас было около сотни. Ранним утром мы промаршировали по залитому осенним солнцем городу по мосту в сторону Буды, где расположено здание гуманитарных наук УЛЭ. По пути мы скандировали лозунги с требованиями академической свободы.

Затем мы вернулись в родной университет и, в традициях парижских студенческих волнений в 1968 году, организовали так называемый teach-in — спонтанный захват общественного пространства с целью прочесть прохожим важные тексты или обсудить с ними какие-то идеи. Нас было десять человек, мы читали феминистскую поэзию: звучали «Still I rise» Майи Энджелоу, «I want a dyke for president» Зои Леонард, «Hebrew» Йоны Волах и другие. В конце дня солидарности УЛЭ в аудитории ЦЕУ состоялось общее собрание, на котором мы обозначили положение вещей: дело не только в решении такой-то страны относительно работы такого-то университета, но в женоненавистничестве и национализме, которые сопутствуют подобным решениям и риторике.

На одном из первых собраний мы поделили свою группу на комитеты, у каждого из которых было свое задание: организация уличных протестов, наведение мостов с другими венгерскими активистами и объединениями, общение с медиа и так далее. Первая встреча протестного комитета состоялась 1 ноября за кухонным столом изучающего гендерные исследования норвежца Лаурица. Места хватило ровно восьми участникам встречи, Лауриц заварил нам чай, мы разогрели пиццу. Среди гостей был Гаспар, один из организаторов митингов в 2017 году. Он обещал дать нам советы по поводу того, что делать и как не опростоволоситься — последнее могло означать как проведение скучного протеста, так и арест. Не влезайте в долги и избегайте доносчиков — вот его основные рекомендации. Мы обсудили план того, как 24 ноября вновь вывести на улицы тысячи людей, чтобы выступить против выдавливания ЦЕУ из страны и против нападок на научные учреждения.

Вскоре у нас возникла куда более амбициозная идея: после марша протеста мы могли бы на целую неделю оккупировать площадь Лайоша Кошута перед зданием парламента. Поставить там палатки, где люди могли бы ночевать и где можно было бы проводить различные мероприятия. В связи с этим планом возник вопрос о тех опасностях, которым мы себя можем подвергнуть, решившись на реализацию этого плана. С одной стороны, был риск стать легкой добычей для местных хулиганов, с другой стороны, было непонятно, что подобная акция означает для людей без паспортов Европейского Союза. Было внесено предложение, что граждане Шенгенской зоны возьмут на себя более опасные задания, потому как в случае ареста им не угрожает депортация. Задним числом мы поняли, что из-за этого решения от группы отдалились многие студенты из третьих стран. А ведь одна из первых предложенных идей была организовать на площади Кошута голодовку, которая привлекла бы к правительству Орбана негативное международное внимание, — парни из Канады и США были готовы пойти на это даже в том случае, если другие к ним не присоединятся, им хотелось получить подобный опыт.

Наступило 24 ноября, в три часа дня перед Университетом Корвина собралась венгерская пресса, несогласные с действиями правительства пенсионеры и мы. Многотысячной толпой мы прошли по старому городу мимо Академии наук, УЛЭ и ЦЕУ и в темноте собрались на площади Кошута, где выступил легендарный венгерский марксист Гашпар Миклош Тамаш, глава факультета гендерных исследований УЛЭ Агнеш Кёвер-Ван Тил, наш представитель Имре Сиярту и другие.

Этот день прошел в приподнятом настроении, но все связанные с его организацией люди уже были сосредоточены на проведении следующего мероприятия — начавшейся в тот же вечер недельной оккупации площади Кошута перед зданием парламента. Подобные политические акции в Венгрии разрешены — их просто нужно зарегистрировать в полиции. Мы установили на площади палатки, перенесли туда наши университетские занятия и стали организовывать лекции, кинопоказы и вечеринки, культивируя академическую свободу под самым носом у правительства.

Чтобы мероприятие соответствовало правилам проведения политических протестов, на месте круглосуточно должны были быть по крайней мере два неспящих человека, которые активно выражают свои умонастроения. Мы разделили семь дней на 4-часовые смены. Самыми сложными были вахты с полтретьего до полседьмого утра: накрапывает дождь, на улице около минус двух градусов мороза, на площади ни души. Сперва мы боялись, что по площади могут пройтись фашисты с дубинками, но вскоре этот страх рассеялся, и стало ясно, что самая большая проблема пребывания в палатках — это бесконечные однообразные часы. И еще вероятность того, что палатку унесет ветер. К счастью, это случилось всего однажды.

Днем было веселее. На выступлениях Гашпара Миклоша Тамаша и суперзвезды гендерных исследований, американки Джоан У. Скотт, наперекор дождю, был аншлаг. По палаточному городку сновали как местные, так и зарубежные журналисты, так что нам пришлось составить и повесить на стенку довольно длинный список из венгерских и российских изданий, кому ни при каких условиях не стоит давать интервью, если только вы не хотите, чтобы вас назвали агентом Сороса и олицетворением всех тех, кто топчет христианские ценности.

Мы непрерывно кипятили воду для чая, прятались от дождя и грелись у газовой горелки. Нужно было следить за тем, чтобы в палаточных аудиториях работала техника, а стены оставались на месте. Приходилось экспромтом давать журналистам интервью. К нам часто подходили местные венгры, и те немногие из нас, кто говорит на венгерском, были постоянно заняты беседами. Мы раздавали листовки на венгерском и английском языке и старались не выглядеть совсем уж компанией иностранцев, хотя большинство из нас были неместными, а присоединившиеся к протесту венгры в основном годами жили за границей. Нападки по национальному признаку слышались только от проправительственных СМИ, местные же люди скорее поддерживали нас.

До сего момента в будапештских уличных демонстрациях участвовали в основном более старшие представители среднего класса. Возможно, потому что благодаря пенсии они чувствуют себя увереннее в борьбе против решений государства. Эти пожилые тети и дяди приносили в палаточный городок много еды — пироги, кастрюли с супом, — а также перчатки и шарфы. Бабушки приходили вместе с внуками, чтобы поддержать нас добрыми словами. Одна из них, например, сказала: «То, что вы делаете, прекрасно. В 1956 году мне было 12 лет, и я видела, как провалилось восстание. И вы это тоже теперь увидите, но очень важно, чтобы вы это увидели».

Самым большим достижением этой акции на площади Кошута можно считать основание организации «Hallgatói Szakszervezet» («Студенческий союз»). Ведь наша группа «Szabad Egyetem» («Свободный университет») хоть и объединяла учащихся трех университетов, но в основном состояла из иностранных студентов, которые по окончании учебы скорее всего покинут страну. Венгерским студентам нужна была более стабильная организация. «Студенческий союз» состоял из более молодых людей, у них было еще меньше, чем у нас, опыта участия в политических акциях, но сейчас именно они в прямом смысле освистывают организованные правительством лицемерные мероприятия в сфере образования и в дальнейшем планируют оказать властям активное сопротивление.

В последний день оккупации площади Кошута прошли символические похороны. Это была суббота, 1 декабря — крайний срок для подписания договора с ЦЕУ. Правительство подпись не поставило, никто этому не удивился. Мы похоронили академическую свободу в могиле и сделали это не только из-за ЦЕУ, но и из-за потерянной автономии УЛЭ, Корвина и Академии наук. Венгерское правительство смогло выгнать из страны университет, который был важным трамплином в западный мир для многих студентов не только из Центральной и Восточной Европы, но и всего региона на восток от Венгрии. ЦЕУ переехал в Вену, но цены на жизнь там, несмотря на первоначальные обещания ЦЕУ выдавать пособия и помогать с жильем, не по карману студентам из более бедных стран. К тому же, университет скорее всего поднимет плату за обучение.

Поминки в виде техно-вечеринки справили там же. Наши палатки на парламентской площади превратились в пульсирующие клубы, и там, где днем стояли солдаты в шинелях и кирзовых сапогах, теперь танцевали потные тела. Это казалось очень правильным: одна из основных ценностей как в культуре техно, так и политического сопротивления — способность стойко сносить все нападки, а также сплоченность и солидарность с товарищами.

СОЛИДАРНОСТЬ МЕЖДУ СТУДЕНТАМИ И РАБОЧИМИ

Не прошло и двух недель после событий на площади Кошута, как из венгерского парламента пришли новости о том, что принято постановление увеличить количество сверхурочных часов, которые работодатель может требовать от работников. При этом работодатель имеет право оплатить отработанные сверхурочные часы в течение трех лет, а также вести переговоры напрямую с работником, минуя профсоюзы. Теперь фирма, в принципе, может требовать от работников, которые по договору обязаны трудиться 8 часов в день, один дополнительный неоплачиваемый час работы в день. По слухам, закон пролоббировали немецкие автозаводчики с целью выжать из Венгрии еще более дешевую рабсилу.⁷ Это постановление тут же окрестили рабским законом.

Так как на площади Кошута было объявлено не только о создании «Студенческого союза», но говорилось и о солидарности между студентами и рабочими, то мы почувствовали, что не можем оставаться в стороне. В воздухе витал протест. В ту среду, 12 декабря, люди начали спонтанно собираться на площади. Те из нас, кто хотел присоединиться к митингующим, звал с собой и других членов группы. В чат пришло сообщение о том, что нужно блокировать мост Маргит. Когда мы с Мириам и Адрианом подошли к мосту, там уже было несколько тысяч человек. Они скандировали: «Грязный Fidesz» (прим. переводчика: Fidesz — Венгерский гражданский союз, который сейчас правит страной), «Орбан, убирайся». Вскоре мы нашли своих товарищей, которые несли транспаранты с надписями «Свободный университет» и «Солидарность студентов и рабочих». Без предварительного согласования с полицией мы заблокировали движение, но стражи порядка просто шли вместе с протестующими, пытаясь держать их в более-менее единой колонне. Вынужденные остановиться машины сигналили в знак поддержки. В конце концов мы дошли до головной конторы Fidesz. Полиция выстроилась в цепочку, чтобы никто не прорвался дальше. Двум женщинам как-то удалось обойти заграждения и залезть на балкон первого этажа, откуда они стали в рупор выкрикивать лозунги. Люди были взбудоражены, но ничего так и не произошло. Было решено идти обратно на площадь Кошута, по дороге оккупировав другой мост.

На Кошута нас ждал ОМОН. Несколько моих друзей попали в полицейское окружение. Становилось грустно, чувствовалась усталость. Но из-за упрямства никто не хотел уходить. Я увидела Сару и Имре, которые следили за происходящим с безопасного расстояния. Поискала глазами Адриана, но его нигде не было видно. Полиция начала пускать в ход слезоточивый газ. Люди начали переворачивать мусорки и поджигать их. В конце концов, когда уже было за полночь, ОМОН смог выгнать народ из-под рождественской елки на Кошута. Сара и Виктор пошли в ближайший бар обсуждать дальнейшие действия. Я поехала на автобусе домой.

Утром в чате протестной группы я увидела, что прошлой ночью Адриана арестовали по обвинению в нападении на полицейского. Ему удалось оставить при себе телефон, так что он послал нам сообщение с просьбой связаться с помогавшими нашей группе юристами. Мы начали действовать: позвонили юристам и стали просматривать снятые прошлым вечером видеоматериалы, чтобы найти момент ареста Адриана. На размытых и темных скриншотах можно было заметить, что непосредственно перед предполагаемым моментом ареста Адриан вел себя довольно спокойно. Но достаточно ли этого, чтобы доказать, что он не шибанул полицейского левой рукой и правой ногой, как это было написано в протоколе ареста как Адриана, так и еще четырех протестующих?

Той же ночью, 13 марта, снова гремели акции протеста, но я на них не пошла. В чате я читала тревожные сообщения: «Где вы? Идите медленнее, задние ряды не поспевают!», «барабанщики — вперед!», «полиция ждет вас впереди, сворачивайте направо на маленькую улочку!», «не дайте им окружить себя!», «Где Райн?? С ним все в порядке??». Сообщения шли полночи. Утром я прочитала, что Райн пришел домой, а вот его подруга попала под машину.

По нашим данным, Адриана планировали продержать 72 часа, в течение этого времени должно было выясниться, состоится ли скорый суд либо дело будут расследовать дальше. Первый вариант был хуже, потому что большинство вынесенных в скором порядке приговоров — обвинительные и означают от 2 до 8 лет тюрьмы. 14 декабря мы собрались, чтобы обсудить спасение Адриана. И практически в тот момент, когда мы говорили о том, как объединить наши усилия, Саре пришло сообщение, что Адриана выпускают. Все вздохнули с облегчением. Но все равно нужно было разрабатывать дальнейший план действий, потому что несмотря на освобождение друга из предварительного заключения, мы не знали, каким будет окончательное решение судьи, когда тот возьмется за это дело.

СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО?

Несколько дней спустя, 17 декабря, мы вновь вышли на улицы. На сей раз протест официально стал политическим: члены парламентской оппозиции захватили телебашню.⁸ В официальные венгерские новости это событие практически не попало — вместо этого телебашня передавала информацию о том, как в Швеции иммигранты угрожают христианским ценностям.

Чтобы принять участие в этом протесте, мы поехали на поезде на окраину города. Имре сказал, что именно для того, чтобы люди не приходили сюда с протестами, телебашню когда-то перенесли подальше от центра. Втайне я чувствовала ностальгию по 1991 году и надежду, что, может, здесь наши действия будут иметь значение. У телебашни собралось довольно много народу. Мы встретили знакомых активистов, Сара исчезла на мгновение и вернулась с замороженной пиццей, которую где-то отгрузили спонсоры. Были на месте и оппозиционные партии, поэтому против своей воли мы оказались одновременно под флагами как либеральной «Momentum», так и ультраправой националистической «Jobbik». Двое мужчин, которых мы и раньше замечали на акциях протеста, стояли подозрительно рядом с нами и не были похожи на обычных протестующих. Имре подошел к ним поболтать и вернулся с информацией, что это агенты, потому как они не смогли ответить ни на один связанный с политикой вопрос. Мы кинули клич: «Кто не подпрыгнет, тот избиратель Fidesz!» Все подпрыгнули, кроме двух наших друзей.

Единственное, что сделали венгерские власти в ответ на все эти протесты, это удалили из городского пространства изображения Имре Надь,⁹ чтобы революционер не мозолил глаза, а также ввели налоговые льготы для многодетных семей, дабы женщины из среднего класса рожали больше чистокровных венгров.¹⁰ Рабский закон принят, ЦЕУ покидает Венгрию, Академия наук разваливается и так далее. Но все же в этой стране у нас была возможность выступать против действий правительства. С одной стороны, это вроде как хороший знак, дающий надежду на то, что не все еще потеряно и что есть шанс что-то сделать. Но, с другой стороны, мне кажется очень точным замечание теоретика феминизма, лектора ЦЕУ Сары Ахмед о том, что порой противоположная сторона готова выслушать твои жалобы, зная, что это поможет снять напряжение и при этом делать ничего не надо будет. Орбан без передышки принимал все более сумасшедшие законы: криминализация бездомных, запрет гендерных исследований, рабский закон, введение системы административных судов. Казалось, что возможность организовывать законные протестные акции оставлена для того, чтобы нивелировать недовольство людей, чтобы они смогли излить свой гнев на улицах и успокоиться, так и не решившись на более радикальные шаги.

Вернувшись после рождественских каникул в Будапешт, я первым делом встретилась с Имре, который все это время был в городе и агитировал партии, студентов и рабочих. «Нужно ведь», — сказал он. Мы беседовали о либеральном прошлом Орбана и о его нынешней дружбе с ультраправым президентом Бразилии Болсонару, об американце венгерского происхождения из нашей группы, который начал от имени «Свободного университета» самовольно организовывать вместе с различными партиями и гражданскими объединениями следующие митинги. Вспомнив экспозицию в эстонском музее оккупации и свободы Vabamu и фильм «Товарищ ребенок», я спросила у Имре, возможно ли, что через несколько лет Венгрия начнет разыскивать нынешних выступающих против правительства активистов и сажать их в тюрьму. Имре не исключил такую возможность.

— К тому моменту ты уедешь с родины?

— Да, в любом случае уеду, — ответил Имре.

1 P. Karro, M. Mõttus, Ungari kehtestab üha rõhuvamat riigikorda. Müürileht, 29.10.2018. www.bit.ly/2u6qful
2 A. Velmet, Sooideoloogia ajaloost ehk katoliikliku internatsionaali kohtumine eesti rahvuslusega. Vikerkaar, 2016, № 10/11, стр. 132.
3 Võim ja vastupanu Kesk-Euroopa Ülikoolis. Блог Vikerkaar, апрель 2017. www.vikerkaar.ee/archives/21302
4 M. Mölder, Korruptsioon või konservatism: CEU ja Ungari poliitika. Блог Vikerkaar, апрель 2017. www.vikerkaar.ee/archives/21458
5 P. Karro, Kui akadeemia jääb ette autokraatiale. Müürileht, 2018, № 77.
6 Another Leap in the Dark: “Privatization” of Hungarian Universities. Hungarian-spectrum.org, 07.10.2018. www.bit.ly/2TbZa75
7 A. Gagyi, T. Gerocs, The Political Economy of Hungary’s New «Slave Law“. LeftEast, 01.01.2019. www.bit.ly/2BSeZ9c
8 Á. Vadai, I Occupied Hungary’s State TV Offices with Other MPs. This Is Only the Start. The Guardian, 19.12.2018.
9 R. Schwartzburg, I. Szijarto, The Ghosts of a Fascist Past. Jacobin, 26.01. 2019. www.bit.ly/2NCeXHb
10 V. Wystepek, Orban To Pay Women €31,422 for Having Three Kids. NewsMavens, 14.02.2019. www.bit.ly/2tF58z1