Александр Липницкий. Человек, который в свое время показал мне и моим друзьям группу «Кино» отличную от той, что была заслушана нами до дыр на кассетах. Человек, рассказавший, как жил в свое время «Зоопарк», чем дышал «Аквариум». Архивариус русского рока, очевидец с редкой способностью провести тебя с помощью архивных видео и интервью по лабиринтам давно исчезнувших и ставших легендарными 80-х. Перед показом его трехсерийного фильма о Викторе Цое, проходившем 15 мая в кинотеатре «Сыпрус», я воспользовался уникальной возможностью — поговорить с этим по-настоящему интересным человеком.
Александр, в первую очередь хотелось бы поговорить с Вами о фильме, который Вы привезли. Я специально его не пересматривал перед сегодняшним сеансом…
…Я тоже.
Почему такое название – «Дети минут»?
Во-первых, название одноименной песни Цоя очень удачное. Потом — название этой песни и сама песня опередили время. Из-за этого Цой ее и убрал в ящик и не исполнял ее никогда, кроме того случая, как у меня дома. Сейчас ее текст действительно звучит гораздо злободневнее, чем в 1989-м году, когда он ее написал.
То есть это поздний период уже?
Совсем поздний. И песня не вписывалась ни в один из его альбомов — ни на что она не похожая. А потом, мне кажется, сам термин «Дети минут» — он очень сейчас подходит к молодежи, которая выросла и в девяностые, и в нулевые. К российской молодежи. Про западную не могу сказать, а к российской очень подходит: к этим вот хипстерам московским, которые тусуются, живут, и как-то все мимолетно, легковесно. Не занимаются политикой — их она по большому счету не интересует. То есть важные для нас и, наверное, для самого Цоя вещи, которые были основой жизни нашего поколения (и шестидесятников и семидесятников), для них эти важные ценности (гражданские свободы, свобода самовыражения) сейчас ушли на периферию сознания. Люди живут легко, не задумываясь, «не парясь». Поэтому название фильма «Дети минут» — оно обращено не к прошлому, а к нынешнему состоянию умов.
Когда я вчитывался в текст этой песни, мне было понятно, что Виктор Цой и его группа как раз такими «детьми» не были.
Не были. Поэтому эта песня и не была в репертуаре группы «Кино». Она была написана как такая «посылочка» в будущее. Может быть, и для названия этого фильма. Вот Бутусов ее спел, но она и в его репертуаре не задержалась. Она слишком глубокая по тексту, а музыка Цоя — утрачена. Наверное, если была бы родная музыка Цоя и группы «Кино», то эта песня как-то могла бы «зацепить». А так как от нее остался только полуфабрикат — текст, то он существует, как заброшенная в океан бутылка с записочкой. Потому что это именно записочка — у меня осталась записка от этой песни. Я просто попросил Цоя, чтобы он написал мне автограф. Почему-то я почувствовал, что они ее исполнять не будут.
Как думаете, какая-нибудь призрачная возможность того, что запись будет все-таки обнаружена, существует?
Существует. Но, к сожалению, если за 25 лет ничего не нашлось, — шансов мало.
Но вот была обнаружена запись «Атамана». Совсем недавно всплыла запись песни про пастушка…
Ну, Цой меня просил не записывать. Он не хотел, чтобы эту песню — еще не готовую и, как он считал, несвоевременную — кто-то записал.
Скажите, это песню в 1992 году исполнял Алексей Рыбин на концерте памяти…
Нет, ее исполнял не Рыбин, а группа «Атас» с Рыбиным. На самом деле музыку написала Лена Чеботарева — лидер группы «Атас».
Так вот там текст этой песни был обрезан. Почему так случилось? Это было сделано специально, или на то были какие-то технические причины?
Технические. Спустя 23 года я не помню, почему так вышло. Но это только по техническим причинам, потому что на репетициях все было нормально.
Ваш фильм «Дети минут» был показан в цикле «Еловая субмарина» на телеканале «Ностальгия». Скажите, какова судьба цикла, будет ли продолжение?
Ну, вообще я обязан доделать одну работу — историю «Машины времени», которую я снимаю с 2009 года. Практически весь материал уже отснят, но что-то меня тормозит. Наверное, история с Макаревичем, в прошлом году случившаяся, — это как раз удачное развитие событий. То есть чего-то мне не хватало. Все-таки о каждой группе я стараюсь найти какую-то… идею, которая держит рассказ. С «Машиной времени» у меня этого до сих пор не было. Но сейчас я чувствую, что время приходит и в этом году я фильм доделаю.
После съемок фильма о «Кино» прошло достаточно много времени. Сейчас хотелось бы в нем что-нибудь изменить или добавить?
Нет, совершенно. Я, честно говоря, разочарован фильмом, который был сделан к пятидесятилетию Цоя на Первом канале. Продюсером которого была Наталья Разлогова. Он в целом разочаровал меня по своей интонации. Я с удовольствием отдал туда весь архив, который был приобретен мной у Джоанны Стингрей. Но когда я его посмотрел, то единственное, что мне понравилось, — это то, что к активному участию привлекли сына Вити Сашу Цоя.
В одном из интервью с Вами Александр Васильев из группы «Сплин» сказал, что он никогда не переслушивает музыку, что она вся у него в голове — ее нужно только вспомнить где-то внутри. Скажите, Вы часто музыку переслушиваете?
Скажу честно, что с годами способность восхищаться и радоваться музыкой в домашних условиях у меня пропала. Вот у Мамонова и у Троицкого она осталась — они дома слушают, а я люблю музыку слушать на концертах. Я чаще них хожу на концерты, посещаю фестиваль «Пикник Афиши», где выступают отличные артисты. Дома, мне кажется, я уже все послушал. А новые группы меня не заводят. Вот внук растет, я ему подарил все пластинки Beatles — слушает с удовольствием.
Мне почему-то казалось, что с возрастом человек как раз отходит от живых концертов и больше сидит дома.
А у меня наоборот — люблю концерты. На днях собираюсь пойти на концерт Ника Кейва в Москве.
Вопрос к Вам как к музыканту. После того как «Звуки Му», по крайней мере для Вас, закончились, что происходит в Вашей музыкальной жизни?
Мы возродили проект «ОтЗвуки Му». Потому что в Москве периодически возникает потребность в этих песнях. По какому-нибудь поводу, иногда — важному. Например, лучшее наше выступление было на мемориале Александра Башлачева в позапрошлом году. Куда мы все приехали — и Троицкий с нами выступал, и Сергей Рыженко. Вот там мы были абсолютно к месту. Наше выступление, скорее, должно быть хэппенингом, событием, но нисколько не рядовым выступлением. Мы — это отзвуки прошлого.
А как без Мамонова вы обходитесь?
Вот обходимся. Просто потому что мы не часть шоу-бизнеса. Те песни, которые он практически не исполняет, а если исполняет, то один под гитару, — они очень много теряют. Отсутствие бэнда крайне обедняет эти песни. А у нас бэнд полноценный, и мы без изменений исполняем аранжировки Мамонова. У меня спрашивают, придумываем ли мы в «ОтЗвуках Му» что-то свое. Нет смысла — у наших музыкантов и так есть свои проекты, где они лидеры. У Филиппа Соловьева, который поет большую часть песен, — группа «НонАдаптанТЫ». Гарик Виноградов — просто знаменитый перформансист, сделавший очень многое в разных областях творчества. У Сергея Рыженко тоже своя работа. У Павла Хотина масса проектов и в джазе, и в электронной музыке. Фаготист Саша Александров, который играл и у нас, и в «Аквариуме», — это тоже много ансамблей, много театральной музыки. Я единственный, кто никогда не писал музыки.
Я говорил, что наше самое удачное мероприятие было на мемориал Башлачева в Череповце. А в этом году 18 апреля мы играли на шестидесятилетии Майка Науменко. Первый барабанщик группы «Гарин и Гиперболоиды» Валинский стал крупным железнодорожным магнатом — сейчас он генеральный директор Октябрьской железной дороги. И когда Андрей Тропилло обратился к нему с просьбой помочь с приездом друзей Цоя и Майка на день рождения Майка, тот выделил нам вагон СВ. Какая злая ирония судьбы: когда я устраивал концерты «Зоопарку» в Москве, они ездили в плацкарте и отказывались, чтобы я покупал им белье, чтобы сэкономить деньги на портвейн. А сегодня мы, приезжая сыграть несколько песен на дне рождения Майка, получаем целый вагон туда и обратно.
Так случилось, что в свое время Вы вошли в мою жизнь именно как рок-журналист. И лишь потом я узнал, что Вы были бас-гитаристом «Звуков Му». Скажите, Вы сами себя кем в первую очередь ощущаете?
Есть очень хорошая поговорка — не класть яйца в одну корзину. Есть люди, которые одарены, как герой романа Набокова «Защита Лужина», и не могут заниматься ничем кроме своего прирожденного занятия. И им можно позавидовать. Есть такие композиторы, художники, замечательные инженеры, наверное, врачи. А я непоседа, перекати-поле, я не люблю заниматься чем-то одним. Я антиквар, очень люблю иконы. Я много их отреставрировал, и они по-прежнему меня кормят. А музыка для меня всегда была больше как увлечение, и это хорошо.
Тогда вопрос Вам как антиквару. Иконы, которые Вы реставрируете, — для Вас это материальные ценности, увлечение, или нечто большее?
Я не вижу большой разницы между моим увлечением иконами и рок-музыкой. И то, и другое — это очень важные культурные явления. Русским роком люди занимаются сорок лет, а русской иконой — тысячу. Русская икона в культурном наследии русского народа занимает огромное место: изобразительное искусство фактически на 70 процентов отдано иконе. Поэтому это для меня — культурное наследие, в котором я с годами начал разбираться. Для меня самое важное в этом деле это то, что я смог отреставрировать и спасти сотни икон. Они находятся в очень многих храмах и частных коллекциях. Они возвращаются к жизни и уже никуда, надеюсь, не исчезнут.