АЛЕКСАНДР ЖЕДЕЛЁВ: #музыка #‎AudioKinetica #mansworld #musicproducer #rayban #impression #practicepracticepractice

Современная академическая музыка — мир настолько особенный и непростой для восприятия, что ПЛУГ туда до сих пор и не заглядывал. Но мы постараемся ликвидировать это упущение, ведь в данной области Эстонии действительно есть, чем гордиться. В этом номере читайте интервью с когда-то простым ласнамяэским парнем, выходцем из «манковской» тусовки, а ныне признанным композитором, гитаристом и музыкальным руководителем Русского театра Александром Жеделёвым.

25 ноября, сразу после представления «Механическое пианино», у тебя была защита диплома (прим. автора: постановка «Механическое пианино» — это часть бакалаврской работы по специальности «композиция»). Какие вопросы задавали тебе преподаватели?

В конце второго курса я хотел уходить из Музыкальной академии, потому как сильно разочаровался в системе образования. И остался там только при условии, что моим преподавателем станет Галина Григорьева. Они пошли мне навстречу, поскольку с учебой у меня было все в порядке, и, наверное, для их имиджа не очень хорошо, если ученики уходят. И я оказался у мощного, интересного, настоящего мастера и учителя. У Галины Григорьевой я учился чуть больше года, и она мне очень много открыла, что вообще такое композиция, композитор, какие важные вопросы в искусстве нужно задавать и как на них отвечать, как вообще реагировать на действительность. Одним словом, она очень много для меня сделала. Я всегда серьезно готовился к нашим урокам: когда она просила меня принести одну композицию, то я приносил три, когда она просила три композиции — я приносил пять. Для меня это было знаковое знакомство.

По поводу тех вопросов, которые мне задавали: ничего особенного они не спрашивали. У меня довольно напряженные отношения со всем отделением, я такой некомфортный человек. Я даже одно свое произведение на втором курсе так и назвал — «Некомфортный человек». Произведение написано на стихи Алексея Крученых, и оно также звучало в «Механическом пианино» — это было соло на фортепиано, когда пианистка еще эти стихи выкрикивала… Вопросы были более технического характера: как я все это организовал, что в какой последовательности делалось. Не думаю, что это так уж интересно.

И по большому счету мне важна оценка только моего мастера Галины Григорьевой. Поскольку она довольно суровый и требовательный педагог, я думал, что получу у нее не больше тройки. Она, к моему искреннему удивлению, поставила четыре с плюсом.

С чего начался процесс создания музыки к «Механическому пианино»? Ты пишешь в определенной технике?

Само это представление я задумал три года назад, когда поступил в академию. Появилась идея, которой я поделился с единомышленниками. Я просто расписал проект на обратной стороне двух старых плакатов, и, как сказал наш художник, на тот момент это казалось чем-то невероятным и невозможнным, потому что слишком огромное, слишком сложное, слишком долго нужно делать. Соответственно, все написанные в академии композиции каким-то образом были связаны с той историей, что я хочу рассказать в «Механическом пианино». Что-то отсекалось, переосмыслялось, в итоге лучшее вошло в постановку.

Что касается техник, то я очень люблю играть с ритмами. Почти все композиции в этом представлении были написаны сложными размерами. Мне нравится ладовая музыка, модальная, интересные сочетания звуков, гармонии. Как сказала Галина Григорьева, у меня мускулистая музыка — музыка, которую современные композиторы все реже пишут. В нашем культурном пространстве сейчас более популярна такая плавная, иногда аморфная музыка, где нет ритма и грува, и больше внимания уделяется экстремальным техникам начиная от спектральной музыки до серийных техник. А меня вдохновляет именно ритмическая составляющая произведения. Также мне нравится работать с мелодиями — для меня очень важно, чтобы внутри композиции была закодирована некоторая мелодия, которая, может быть, не так ярко выражена, как в рок- или джаз-музыке, она скрыта, и по истечении всей композиции у человека остается звучать ее послевкусие.

Как выглядит процесс работы: сперва я стараюсь идею напеть, записать на диктофон. После этого сажусь за написание нот, и тогда все эти линии развиваются по законам композиции, которые, на самом деле, для всех равны. Эти же законы — например, золотое сечение, архитектоника — действуют в изобразительном искусстве, в кино, театре.

Насколько велика была твоя роль в создании мизансцен, хореографии постановки, как чувствуешь себя в роли постановщика и режиссера по сравнению с работой под началом режиссера в театре?

«Механическое пианино» состояло из предварительных перформансов: «Пространство звука», «Циклотрон», потом у нас была поездка-проба отдельных элементов «Механического пианино» в Санкт-Петербурге в Галерее Экспериментального Звука. И я очень четко представлял, как все это должно выглядеть. Например, я нашел это место — «Котел культуры».

В силу того, что я работаю 15 лет в театре, я понял, что мне нужен режиссер. И более года тому назад я предложил своему товарищу Артему Гарееву срежиссировать постановку. Сперва он был озадачен, так как это необычный спектакль. Он очень внимательно и скрупулезно к этому отнесся. Благодаря ему удалось правильно настроить артистов — на основе моих пожеланий он дал им очень точные рекомендации. Поэтому я не чувствую себя в роли режиссера-постановщика. Я — идейный вдохновитель. Что мне отрадно: то, что
я представлял, оказалось точно воплощено на сцене.

Если я правильно поняла, в непривычной для себя роли выступают все: ребята эти не актеры, они музыканты, их дело на стуле сидеть и ноты читать, а не по лестницам бегать. Как они относятся к проекту и чувствуют себя в этой роли?

Да, ты права. Именно по этой причине нас не поддержал фонд «Капитал культуры»: они объяснили свой отказ тем, что актеры и музыканты выполняют не свои обычные функции. Хотя мне кажется, что в современном театре, перформансе, представлении актер должен быть универсален, мобилен, так же как и музыкант. И наше представление тому пример. Судя по отзывам артистов, все было крайне позитивно: ни разу никто не ссорился, не говорил «не понимаю, что я тут делаю». Мне кажется, что все получили удовольствие от процесса вживания в новые роли.

Была целая история, как мы репетировали. Актеры собирались за подзвученным пьезоэлементами столом, мы стучали по нему разными предметами и учились слушать друг друга, учились принимать решения, брать инициативу и так далее.

Через два года команда AudioKinetica в финале программы «EK: Labor» будет соревноваться с победителями последующих сезонов. Есть уже мысли, что у вас будет за проект?

На следующий день после объявления о нашей победе, у меня была встреча с представителями Eesti Kontsert и шведскими продюсерами, и я так понял, что они были озадачены: они не ожидали, что будет такой масштаб и такое качество. Так что уже сейчас они предложили нам перенести выступление на сцену одного из театров либо продолжить в «Котле культуры». Также планируется выступление в Европе или даже Нью-Йорке. До такой степени это подействовало. Так что это представление будет развиваться. Как я понял, нам не нужно будет делать новый проект — они будут выбирать из того, что уже сделано.

Какие минусы и плюсы у программы «EK: Labor»?

Явных минусов нет. Единственное, что у «EK: Labor» пока нет опыта. Но это не такой уж и минус.

Когда я все это задумывал, то и мечтать не мог, что «Механическое пианино» будет связано с именем Eesti Kontsert. Они как будто уже следили за творчеством AudioKinetica и на самом деле сами предложили мне принять участие в программе. Помогли они очень во многом: технически, организационно, финансово — например, аренда «Котла» стоит немыслимых денег.

Ищешь ли ты вдохновение в произведениях других жанров — кино, литературе, живописи? Что на тебя сильнее всего воздействует?

Естественно. Для меня очень важна архитектура — как известно, это застывшая музыка. Люблю хорошее кино: Вим Вендерс, Андрей Тарковский, Ким Ки Дук, мне нравится многое из анимационного кино. Читаю книги: Булгаков, Чехов, Достоевский, Бродский, из драматургов — Вырыпаев. Список этот очень длинный. Сильнее всего воздействует истинность искусства, когда оно делается ради того, чтобы раскрыть какую-то идею.

Кто тебе нравится из академических современных композиторов? Почему?

Если говорить о местных композиторах, то мне очень нравится Арво Пярт, Эркки-Свен Тююр, Вельо Тормис, Лепо Сумера, Галина Григорьева, Тыну Кырвитс. Из мировых имен мне близка музыка Филипа Гласса, Стива Райха, Пьера Булеза. Из российских это Эдуард Артемьев, Владимир Мартынов. Еще огромное количество молодых композиторов.

Также я люблю джаз-музыку и вообще любую хорошую музыку. Если у человека есть мысль, и он не может молчать об этом, это сразу чувствуется.

Работая в театре, ты много пишешь для сценических постановок. А какие у тебя есть самостоятельные произведения?

Все произведения, использованные в «Механическом пианино», могут жить самостоятельно, и именно так они и были задуманы. Например, на композицию «Calligraphy» для струнного квартета мы сделали клип, и он занял первое место в «Eesti TOP 7». Помимо этого, в декабре было записано мое произведение для симфонического оркестра «Эффект бабочки». Совсем недавно состоялась премьера композиции «Поморы», вдохновленной поэзией моего друга Антона Шагина и посвященной ему, для саксофонного квартета SaxEst. Один из главных комплиментов для композитора — это когда музыканты такого уровня подходят к тебе после премьеры произведения и говорят, что берут его в свой постоянный репертуар. Кстати, музыка для шести виолончелей, написанная к спектаклю Русского театра «Пир во время чумы», будет исполнена в феврале как самостоятельное произведение. Также у меня есть свой коллектив Triophonix, и с января у нас в планах углубиться в запись нового альбома.

Одно я знаю точно: вдохновение — оно бесконечно, но и к нему нужно быть готовым. Я как музыкант и композитор ежедневно работаю над собой, над своей техникой, знаниями, умениями. Все мои произведения я пропускаю через себя, через свое сердце и душу, и всегда буду стремиться сохранить творческую совесть.