Несколько месяцев я бегал с Длинной на Широкую и обратно. Это были мои прямые обязанности — побыть немного в ресторане на Широкой, оценить обстановку и вернуться в ресторан на Длинной. Я работал «джокером», то есть выполнял любые распоряжения руководства, не особо вдаваясь в их суть, и в случае необходимости подменял всех других работников ресторана. Меня разве что к бухгалтерии не допускали.
Этой работы больше нет. Для меня нет. Но Интернет все помнит и все хранит. Когда-то я опубликовал в Фейсбуке несколько слепков своих трудодней, которые показались интересными редакции ПЛУГа. Теперь они на бумаге. Она, страдалица, терпит все.
Махмуд родил Саншайна
Мой начальник — Махмуд. Он родом из абстрактной Сахары. В детстве мама смазывала ему волосы бензином, чтобы лучше блестели на солнце. И все девчонки в Сахаре были его. Мой напарник — Мохаммед, плейбой и пьяница из Туниса. Он молод, но уже очень хитер. Когда-нибудь Мохаммед откроет свой ресторан, где он ни с кем не будет делиться чаевыми. Повар на кухне — Аюб из Афганистана. Аюб сносно изъясняется на семи языках, но девушка из Нарвы все равно ему изменяла. В итоге они расстались. Когда-то Аюб работал строителем в Пюхтицком православном женском монастыре и два года «сидел на тюрьма». А я — Саншайн, из Сирии. Российские туристы желают со мной сфотографироваться.
Прозвище «Саншайн» с легкой руки подарил мне Махмуд, исковеркав на своем не самом идеальном английском мое старое школьное погоняло «Санчез». Прижилось. Я с гордостью ношу новое имя.
Теперь я скажу пару слов о самом ресторане. Его название — Magnuna. Махмуд утверждает, что назвал ресторан в честь своей мамы. По-арабски Magnuna означает дурдом.
Кухня и религия
На работе меня немного обучили арабо-индийской кухне. Отличный бонус к моему умению варить идеальный борщ. Моим первым ресторанным блюдом, приготовленным на раздолбанной кухоньке в уютной холостяцкой квартирке на окраине Таллинна, стал мировой индийский закусон под названием «пакула». Это что-то вроде драников со специями и всякими ништяками, которые завалялись в холодильнике. Вещь, особенно под пиво. Причем готовится не сложнее яичницы.
В дождливые и холодные дни, когда клиентов было не так много, коллеги от скуки начинали миссионерствовать и пытаться обратить меня в ислам. Выглядело это примерно так: нудная проповедь на плохом английском про ветхозаветных пророков, общих для ислама, иудаизма и христианства, прерывается возгласами «such a nice ass!» в адрес проходящей за окном незнакомки. Периодически в середине рабочего дня меня ставили в тупик вопросом «а что ты думаешь про Иакова?». Признаться, я о нем давно ничего не думаю, поэтому в ответ приходилось глупо корчить умный фейс и съезжать с темы.
Это мое четвертое погружение в религию, если так можно выразиться по отношению к работе в ресторане. В православии я достиг уровня сложности «пономарь». От Ламы Оле Нидала я принял буддистское прибежище, до сих пор тесно связан с буддизмом и во многом ему благодарен. К гиюру я был близок и даже принял участие в строительстве синагоги. С католичеством у меня однажды был интимный контакт, однако до полного экуменизма еще далеко.
Религия что-то значила в этом месте. Аюб совершал намазы на кухне, из колонок доносились песни о любви к Господу. Клиентов нам дарил Аллах. Зарплату платил тоже Он. Причем, крайне нерегулярно.
Ингриш
В одно июньское утро от повара Абдурахмана я получил список для закупки продуктов. Изъяснялся Абдурахман на колоритном ингрише с примесью эстгриша. Купить предстояло следующее:
Paprika
Machroom
Zokini
Lamb
Chicken
Duke
Oil
Cucamber
Hapokuur
Salat
Spice
Mango
Купил. И Duke тоже.
Крутой антропологический бэкграунд
Так бывало часто. Зарплата задерживалась, деньги выдавались небольшими порциями в качестве «даров Аллаха». Иногда меня награждали пакетом некондиционной баранины. В какой-то момент вне работы я стал питаться исключительно харчо и лепешками. Получился околонаучный кулинарный эксперимент. Харчо — жирно-, остро-, чесночнохорошо, но без кинзы и ткемали, которых я не нашел в наших супермаркетах, получалось не совсем аутентично. Лепешки — древнейший хлеб. Вкусный, потому что испечен буквально вот-вот, тобой же, по простейшему рецепту, известному во всех странах Плодородного полумесяца — колыбели современной цивилизации. Я когда тесто в первый раз в жизни замешивал, я вам скажу, это как первая ночь с женщиной. Точно так же косипоришь от неловкости и незнания, но при этом получаешь новый, удивительный и приятный спектр ощущений. До ресторанного эталона мне еще не один замес, но мысль отказаться от дорогого магазинного хлеба и перейти на дешевые и вкусные лепешки с крутым антропологическим бэкграундом посетила меня сразу же.
Интернациональные щи
Для всех народов, в которых преобладают брюнеты, я свой. У меня интернациональные щи, чему я получил уже десятки подтверждений. Для евреев я свой. Для цыган я свой. Для армян, итальянцев, молдаван. Даже для арабов. Но не всегда это бывает хорошо.
На работе начальствующие арабы относятся к эстонцам как к эстонцам, а ко мне — как к брату. За это я вынужден терпеть все их братские подъебки. Шайтан.
Мои семитско-ориентальные черты лица и оригинальный подход к гардеробу многих смущают, и я нередко попадаю в неловкие ситуации. На моих щах обыватель легко вычитывает: «чужой». Но в итоге выяснилось, что больше всего я русский. Настоящий русский: в ласнамяэских супермаркетах русские продавщицы автоматически начинают говорить со мной на эстонском, эстонцы автоматически на английском, но вот русские туристы — автоматически на русском.
Лирика
Пять утра. Пью пиво после работы, слушаю дождь. И хочу, чтобы так было всегда в пять утра. Пиво и шепчущая за окном вода.
На что уходят деньги
Когда Аллах дает мне деньги, я развлекаю себя шоппингом. Ответственно заявляю, что мужской шоппинг гораздо бессмысленнее женского. Однажды я чуть не купил шкуру кенгуру. Потому что со скидкой. Собрав остатки разума в кулак, купил более полезную шкуру овцы, функция которой — греть мое седалище в автомобиле. Но очень хотелось именно кенгуру. Не из рациональных мотивов, а потому что я вышел за покупками, и вдруг такой шанс. Да еще и со скидкой.
Рамадан
Священный месяц Рамадан. Повар Аюб, здоровенный и добрый, как теленок, постится. До заката — ни маковой росиночки во рту. То есть вообще ничего, даже воды. Никаких проб с пищи, соответственно, не снимает. Готовит, полагаясь на интуицию и волю Божью. И готовит гораздо вкуснее обычного. Иншаллах!
В Рамадан я уволился. Все-таки Аллах — плохой работодатель для христианина.