*** XXII
Из тиранической жизни шагнувшее слово — досмотр.
Аэропорты как пастбища.
Всё, что может быть кормом насилию,
досматривается с особенным рвением.
Режущее и возгораемое запрещено, ибо приравнено к инакомыслию —
ранит, даже когда нет угрозы захвата.
Где-то в глубинах натасканные псы вынюхивают ценности:
универсальный запах стирального порошка сбивает с толку сильнее человеческого запаха.
У пассажиров, вылетающих бюджетными рейсами в Рим,
не отличаются ценности; люди похожи на свой багаж.
Досмотренное погрузят в авиалайнер,
который наберёт соразмерную высоту.
Диспетчеры говорят, что небеса становятся критически опасными.
Со второго этажа дома на Via Carlo Cattaneo
я смотрю на нашествие досмотренных.
Можно считать провинциалом любого,
у кого нет терпимости ко всему на свете,
но у кого есть ценности;
свои я доверил каморке на римской улице,
названной в честь философа действия, писателя, отвергавшего чистую метафизику, демократического политика.
Среди досмотренных я различаю сосредоточенных, праздных,
влюблённых: традиционных и однополых,
будущих торговцев подделками из кожи и шёлка,
богомольцев-воздерженников.
Последних в воскресенье ждёт досмотр на площади Святого Петра;
это как доступ к единственной и окончательной истине;
была бы единственной и окончательной,
не понадобились бы датчики слежения, рентгеновские лучи, металлоискатели.