Антон Севидов в Таллинне: это был концерт, где я заново себя нашел

На рубеже нулевых и десятых годов группа Tesla Boy выступила российским флагманом синти-поп волны, накрывшей продвинутые клубы и фестивали. Аналоговый синтезаторный звук Roland Juno-60, характерные аранжировки и крепкий хуковый материал с запоминающимися песнями сделали группу популярной далеко за пределами России. Все это время (и даже немного дольше) группа находилась в нашем поле зрения, и поэтому мы были рады узнать, что на фестивале Tallinn Music Week 2018 создатель Tesla Boy Антон Севидов представит свою новую программу. Она оказалась камерной, яркой и очень зрелой. Нам удалось на час запаузить фестивальную суету, охватившую город в начале апреля, и поговорить с Антоном о новом проекте, современном музыкальном ландшафте и том, откуда и куда растет Tesla Boy.  В беседе принимали участие Дан Ротарь, Олеся Ротарь и Даниил Green Regime.

Дан: Почему ты выбрал Tallinn Music Week (TMW), чтобы презентовать эту программу?

Честно говоря, я давно хотел сюда приехать. И так совпало, что это было ближайшее подобное мероприятие после окончания записи альбома. Мы 10 дней назад закончили запись альбома в Лондоне, и вот я приехал его сюда исполнять. Был забавный эпизод, когда мы сидели с моим другом и саунд-продюсером альбома Мартином Дубкой, и я говорю, что 7 апреля полечу играть эту программу. Он переспрашивает:

— 7 апреля? Так это же через две недели! И ты будешь играть все эти новые песни?
— Да, буду играть все эти песни.
— Так тебе же надо срочно репетировать!
— Да, я сейчас вернусь в Москву и буду репетировать!

Дан: Как ты считаешь, зашел новый альбом?

По моим ощущениям — да, мне очень понравилось. И я прямо очень рад, что именно в Таллинне это произошло, потому что мне кажется, что эта музыка очень хорошо гармонирует с эстонской публикой: если Tesla Boy в концертном варианте носила взрывной характер, то в этой новой записи мне очень нравится созерцательный, медитативный момент. На подобный концерт люди приходят не угореть, попрыгать, выпустить пар, а скорее отправиться в некое путешествие. И мне кажется, что это получилось. Хотя сет был всего полчаса, люди с каждой песней все больше и больше погружались в музыку, и для меня это очень ценно. И еще я рад, что выступал один: чтобы понять органику песен, мне было важно все это самому сыграть. После вчерашнего концерта появилась идея в следующий раз сыграть с живыми струнными, ведь в записи этого альбома принимал участие Пражский симфонический оркестр.

Кстати, как раз сегодня я вспомнил про Таллинн забавную историю из детства, которая произошла, когда мне было 6 лет. Семья брата моей бабушки из Пярну, они наполовину белорусы, наполовину эстонцы. Брат бабушкиной сестры был экскурсоводом. И как-то мы с бабушкой приехали из Пярну в Таллинн, чтобы сесть на поезд до Москвы. Дед водил экскурсию по Старому городу, и они потеряли меня из виду — я просто пошел гулять. Я помню, как меня поразили все эти старые башни, здания, так непохожие на Москву. Родня жутко перепугалась, потому что тогда было время, когда все родители боялись маньяков. Они не могли найти меня два часа. И потом они заметили меня спокойно гуляющим по Ратушной площади. И сегодня я подумал, что Таллинн — это такой город, где я как бы специально теряюсь для других, но при этом никуда не пропадаю, а заново себя нахожу. И это был концерт, где я заново себя нашел.

Олеся: Как ты сам определяешь стиль нового альбома? Это точно не как Tesla Boy, возможно, я бы назвала это неоромантикой. Кстати, в первой песне вокал мне напомнил Джона Ледженда, что было странно, потому что белые обычно не могут петь как чернокожие.

Спасибо, это очень лестное сравнение. Изнутри сложно себя анализировать. Здесь, наверное, есть сильное ощущение того, что я воспитывался прежде всего на черной музыке — дома мы бесконечно слушали пластинки любимого лейбла моего папы Motown. Так что здесь есть мотауновский соул и моя любовь к электронному танцевальному ретро-звуку — в дозированных количествах можно услышать чикагский хаус. Все это приправлено мелодиями и соулобразным ощущением, где есть мелизмы, какая-то интимность. Как-то так…

Мимо нас проходит Högni, выступавший на TMW с сольным проектом. Они по-дружески обнимаются с Антоном и договариваются встретиться поболтать по окончании интервью.

Дан: Году в 2009 Tesla Boy поднял волну, которую потом поддерживали такие команды, как On-the-Go, Pompeya и другие. Тогда возвращение к аналоговому звуку 80-х для меня было просто праздником. Если мы смотрим на российскую музыку сегодня, то в основном мы видим рэп-исполнителей. Как в такой ситуации, когда всем рулит хип-хоп, а у тебя абсолютно другой подход к сочинению музыки, ты себя ощущаешь? Как доносить свое творчество до нынешнего слушателя?

Да, у нас сейчас в России бум рэпа. Но мы забываем о том, что основная прослойка, которая слушает это музыку, — это дети, им от 14 до 18 лет. И в общем-то это нормально, так было всегда, просто технологии помогают быть этой музыке на виду. Каждому поколению нужно отражение их реальности, и качество тут не так уж важно. Важен код «свой-чужой», и для них рэп служит кодом «ты с нами — ты не с нами». Это все волнообразно, и оно, конечно, пройдет. История тут такая же, как и с другими субкультурами. Например, когда в 56-м году появился рок-н-ролл, его тоже критиковали. Собирались люди и жгли и ломали пластинки, потому что эта музыка казалась ужасной. Но в итоге ее влияние так велико, что мы вообще не можем представить себе современную музыку без рок-н-ролла — не было бы Beatles, Rolling Stones, ничего бы не было. А когда я вспоминаю свои 13-14 лет, то и я очень любил хип-хоп. Я, пай-мальчик, который учился в Гнесинском училище и играл джаз, слушал тогдашние популярные группы Cypress Hill, House of Pain, Ice-T…

Дан: И на «Утренней звезде» пел «Summertime».

Это было прямо на стыке: «Summertime» я пел как раз до того, как начался период хип-хопа и рэпа! Поэтому я думаю, что это абсолютно нормально. Единственная проблема России в том, что в отличие от, скажем, американского и британского шоу-бизнеса, наше информационное поле способно переваривать что-то одно, ну два, ну три. Поэтому если рассказать людям о том, что в Америке проходит огромный фестиваль, где слушают dance metal, они не очень понимают, как так, ведь это непопулярно. Еще в Америке есть люди, которые слушают фолк — это огромная индустрия со своими звездами и легендами. И это круто.

Дан: Впервые я услышал тебя в составе группы «Неонавт» на сборнике «Нашествие», потом увидел в передаче «Кухня» Открытого проекта. Это была музыка совершенно другой формации, чем ты играешь сейчас. Почему «Неонавт» не взлетел? И почему затем ты переориентировался на совершенно другой стиль?

У «Неонавта» было несколько стадий. Сперва мы играли инди-рок в понимании 2002 года, потом у нас был период влюбленности в стадионный рок — Muse и все такое, а потом был электронный период.
И это вывело нас на более современный звук. Как раз в этот момент я задружил с Крисом Корнером из IAMX и поехал в Берлин писать с ним альбом. Мне кажется, что информационная среда, которая была на тот момент в России, никак не была подготовлена к этому. Как ни странно, проблема была в том, что мы пели на русском: тогда существовала жесткая сепарация, и в хорошем смысле продвинутая молодежь, которая интересовалась современным искусством, музыкой, модой и так далее, отрицала все русское. Сейчас это кажется очень странным, потому что есть противоположные ощущения — давайте делать все только на русском. Что, конечно, полный идиотизм, потому что музыка — это интернациональный язык.

Когда еще работал активно Myspace, я выкладывал туда первые электронные треки «Неонавта», и мне писали люди из Канады, Америки о том, что это очень классная музыка, спасибо, но мы не понимаем, что вы поете, вы можете на английском записать? В тот момент я подумал: «Наверное, действительно надо. Что я собственно…» И кто-то из моих американских друзей ставил песни «Неонавта» на своих вечеринках, и людям они нравились, но они удивлялись, что за язык в них звучит.

В 2006 году «Неонавт» закрыли, в 2007 году я начал писать основные вещи для Tesla Boy, в 2008 мы начали играть, в 2009 выпустили пластинку, и тут все и случилось.

Даниил: На вас как-то повлиял Valerie Collective, появившийся в 2007 году? Тогда на возврат интереса к итало-диско все смотрели очень странно. Ты тогда их слушал?

Ты знаешь, тут есть очень интересный момент: Valerie (прим. редактора: французский профильный музыкальный блог) были первыми, кто запостил наши треки в блоге. Это было совершенно неожиданно. Тогда у нас в Москве была тусовка из где-то 200 человек, мы знали друг друга в лицо, общались. Это тот костяк, который потом присутствовал на всех вечеринках Odyssey и Thriller, которые проходили в клубе «Солянка». Каждую неделю ты мог послушать в Москве крутую зарубежную группу живьем — например, Emperor Machine или Diplo, когда он еще не стоил 50 000 евро. Так получилось, что я записал первые треки Tesla Boy и мои друзья вставляли их, еще не сведенные, в миксы на тех самых вечеринках. Люди уже плясали под «Electric Lady» и спрашивали «кто это?».

— Это я пою.
— Ну, конечно, скажешь тоже. Очень смешно.
— Правда я!

У меня был период, когда я таким образом любил произвести впечатление.

Есть идея синхронисити, которую воспевали еще The Police и о которой говорил Юнг, и я понял, что происходит синхронизация каких-то событий в разных точках. Когда я увидел Valerie и весь этот движняк, я понял, что это каким-то образом совпало с тем, что я интуитивно начал делать. Пласт музыки, который я очень любил в детстве, вдруг начал прорастать сквозь землю, появились какие-то новые растения, и это все невозможно было остановить. И когда все сошлось в одной точке — Valerie запостили наш трек — это было совершенно потрясающее чувство.

Где-то в 2011 году все это для меня ушло, пришли другие вибрации. Сегодня кто-то опять начинает открывать для себя итало-диско как нечто новое.

Даниил: При этом эти люди не знают, кто такой Клаус Шульце, Tangerine Dream и так далее.

Тут я приведу ответ Куинси Джонса в интервью для портала Vulture. Этот человек создал самый великий поп-альбом во Вселенной «The Thriller», в 16-18 лет делал аранжировки для Каунта Бейси и так далее — то есть в музыке для него секретов нет. Когда его спросили, что он думает про современную музыку, есть ли что-то новое, он сказал, что в 1961 году Джон Колтрейн записал композицию под названием «Giant Steps», где за один квадрат проходят все тональности.

— Ребята, о каком будущем музыки вы можете говорить, когда все уже было написано в 1961!
— А как же атональная музыка?
— Чувак, даже не суйся туда! Это уже просто космос, не суйся туда со всеми своими саунд-продюсерами, которые просто жмут на кнопочки.

Это, конечно, крайность, но это я к тому, что музыка развивается разными путями, и если мы сужаем все до звуков и технологий, то сейчас есть огромное количество музыкантов, которые творят за своими компьютерами невообразимые вещи. Но никто не отменял мелодию. Я очень люблю и техно, и танцевальную музыку, и прекрасно понимаю принцип этого шаманизма, когда повторяется одно и то же, но все равно мозг в какой-то момент требует мелодии, тогда он начинает работать в другом режиме: мелодия заставляет работать мозг шире и мощнее. Поэтому те люди, которые умеют и могут писать мелодии, чувствуют себя в более выигрышном положении. Грубо говоря, если ты можешь написать песню, то потом можешь найти суперталантливого 18-летнего парня, который тебе «оденет» эту песню, и она зазвучит современно.

Олеся: Песни с твоего нового альбома реально сыграть под гитару?

Да! Все песни сочинялись по принципу того, что я играю и одновременно пою. Так что их можно сыграть, как и Цоя! Я могу это заявить как человек, который в фильме Кирилла Серебренникова «Лето» исполнил роль Тропилло — человека, записавшего практически весь русский рок. Я как раз играю в сцене, где собственно записывается первая песня Цоя на студии у Тропилло. Тропилло, кстати, пришел на съемки, ему ничего не понравилось, все было не так. Он подарил нам плакат, оформленный в стиле «Сержанта Пеппера» — со множеством персонажей, среди которых Трамп, Путин, Джими Хендрикс, Пол Маккартни, Нельсон Мандела. А посередине огромная голова Тропилло с зелеными глазами и вверху надпись: «Не забывайте, с чего все начиналось!» Он подарил нам этот плакат со словами: «Ребят, чтобы вы просто помнили».

Дан: За чем будущее в музыкальной индустрии, которая сейчас из-за развития технологий находится в тупике?

Мне кажется, однозначного ответа нет. Как мы видим, ничьи предсказания не сбываются. Например, согласно теории «длинного хвоста», если раньше люди покупали в основном то, что стоит в чартах или на витрине, то есть массовую продукцию, то теперь благодаря безграничному интернету они вроде как должны покупать больше нишевых продуктов. Но сегодня вы заходите в iTunes, и там тоже есть своя витрина, и люди покупают все равно хиты, которые им известны или которые им прорекламировали. Так что этот прогноз не оправдался. При этом спрос на винил, насколько я знаю по разговорам с людьми, которые изучают этот вопрос, продолжает расти — это очень интересно и это круто.

Осенью мы ездили в Амстердам на конференцию ADE. Там представители одного крупного японского лейбла сказали, что в их стране, где интернет один из самых быстрых в мире, люди до сих пор покупают CD, и CD продается больше, чем стриминг. Они показали нам график, где было видно, что стриминговые сервисы занимают всего 20-30% рынка. Поэтому мы не знаем, что будет происходить дальше. Сейчас Илон Маск запустит кучу летающих спутников с интернетом, в любой точке мира будет скоростной вай-фай, и как это повлияет на развитие музыкальной индустрии, я не знаю.

Олеся: Какова структура доходов музыкантов твоего уровня? Надо давать много концертов или возможно получать нормальный постоянный доход с авторских прав?

С каждым годом роялти становятся все более весомыми. Тут многое зависит от того, насколько артист сам этим занимается. Если артист находится в постоянном контакте с РАО (прим. редактора: Российское авторское общество) и его музыка появляется в кино или рекламе, то это могут быть действительно хорошие деньги. Хотя у меня иногда создается впечатление, что отчисление роялти порой происходит просто на эмоциях. У нас, музыкантов, уже есть шутка, что под Новый год РАО всегда присылает большую сумму — «отметьте праздник, ребята!». Мы этому только радуемся.

Дан: Зная твою любовь к работе над звуком, мне очень интересно узнать, ты кого-нибудь продюсировал?

Да, я периодически помогаю кому-то. Мне это действительно интересно, я вижу в этом некую педагогическую миссию. Но суть нашей договоренности заключается еще и в том, что я не рассказываю, что я им помогаю. Это в дополнение к вопросу о доходах.

Олеся: По поводу нового альбома — в сети его пока нет. Когда его можно будет послушать тем, кто пропустил твой концерт в рамках TMW?

Все выйдет осенью.

Дан: Ты знаешь заранее, какая из песен будет хитом?

Посещают такие мысли, но они скорее со знаком вопроса. Это абсолютно не прогнозируемо, это от меня особенно не зависит. В этом смысле есть дико интересная книга «Машина песен» Джона Сибрука. Это огромное исследование на тему поп-музыки и музыки вообще, и там помимо прочего он говорит об эффекте повторения: если песню, которая вам не нравится, поставить десять раз, то она все равно западет вам в голову. И мозг работает таким образом, что вы забываете, что она вам не нравилась.

Олеся: Это когда неловко, но все равно подтанцовываешь под какой-то тупой радио-хит!

Дан: На каких артистов из России, по-твоему мнению, стоит обратить внимание?

Мне очень нравится Кирилл Рихтер, он неоклассик, играет минималистичные композиции. Его очень рекомендую послушать. Еще Миша Мищин — классический музыкант из Питера. Мне кажется, что это очень свежее направление, которое сейчас активно развивается.