Как-то два в Алеппо

Иван закончил намаз и поспешил обратно в подвал. Сегодня пока еще не бомбили, но вот именно — пока. В последнее время не проходило суток, чтобы эти ПРАГРУшечные не налетали. Все шло к тому, что Самару федералам не удержать. Честно говоря, совсем не хотелось думать, что будет в этом случае. Что там думать — всем известно, что в этом случае будет. Кровавые кадры из Екатеринбурга обошли недавно все информационные каналы близлежащих территорий. Повзрывали все мечети, камня на камне не оставили от святынь. Как у них руки не отсохли вообще. Это самым первым делом. У них тактика такая, как рассказывала вчера Ирада Зейналова, самая объективная журналистка федерального телевидения из тех, кого шариат позволяет смотреть. Взгляд такой у нее пронзительный еще из-под бурки, сразу видно, что от сердца говорит, переживает за свои слова. И ответить готова, если что. По глазам видно, что красавица. Повезло мужу, наверное.

Иван усилием воли оборвал мечтания. Не дело о чужих женах мечтать, о своих думать надо. От Кирилла второй день никаких вестей. Вайбер молчит, СМСки в Алеппо давно, как говорят, не проходят. Как у него там — непонятно. Удалось ему добраться, не удалось ему добраться? Как узнать? Ситуация приближалась к критической, надвигались холода, калорифер в подвале был на последнем издыхании, да и c едой становилось все напряженнее. Картошка пока еще оставалась, но скоро и она померзнет. Конечно, по городу бегали какие-то бесхозные свиньи, и мулла на днях сказал, что вынужденное нарушение харама не будет считаться грехом, но Иван не собирался на это идти. Детям еще, если совсем голодно будет, можно разрешить. Себе же — нет. Он решил держаться до последнего. Вон Ирада вчера сказала, что эти, ПРАГРУшечные, чего делают. После того, как взрывают мечети, народ, естественно, впадает в панику, начинает метаться без молитвы-то надлежащей. Тогда они уничтожают запасы продовольствия или, во всяком случае, берут под свой контроль. Потом забивают этих свиней, которых много по всей стране, и устраивают на главной площади пир. То есть как — пир. Святотатство, кощунство и пытку устраивают, а не пир, поправился в мыслях Иван и сглотнул подступившую голодную слюну. Они — даже подумать, не то что вымолвить, страшно — заставляют под дулами автоматов свинину есть. Хорошая проверка на прочность и веру. Смерть или позор. Ясно, что для настоящего борца вопрос не стоит. Но как же много, он слышал, сомневающихся и колеблющихся. Они-то, ПРАГРУшники эти, тоже хитрые. Не сразу пировать зовут, сначала несколько дней голодом поморят. И когда невтерпеж уже, а помолиться толком негде, утешения и укрепления не найти, вот тогда и начинают иблисы свое искушение. Все-таки надо отдать должное врагу, подумал Иван. Что-что, а дураками их назвать нельзя.

Тем более что мулл и имамов они первыми берут. По официальной версии — в ямах держат. Но Иван их официальным версиям не слишком верит. Он Ираде верит. Ирада говорит, что, по нашим сведениям, они… ой, нет, такого и вымолвить даже нельзя. Делают с ними то, что, по их нечистой легенде, сделали с этим их лжепророком. На горе его прибили к двум доскам. Растянули между ними, как барана, когда режут. И поделом. Иван не то бы еще с ним сделал, если бы мог. Сколько народу с толку сбил, от истинной веры отвратил. Нечистую пищу есть позволил, на женщин открыто смотреть. Ну а что уж потом с его учением сделали, так тому мы теперь все свидетели. Черти им в аду, а не православное государство. Тоже выдумали, недоноски. На исконных территориях правоверных ересь свою распространять. Выжигать, только выжигать. Так что правильно сейчас Мусульманская лига договорилась наконец их бомбить. Тяжело приходится Ивану да и всем жителям атакуемых территорий. Бомбят с обеих сторон, а ПРАГРУшники еще на земле жмут. Очень страшно за детей. Когда они из подвала-то вылезали в последний раз? Да и вообще, что это за жизнь — в подвале?

Иван вздохнул и признался себе примерно в сорок шестой раз, что надо валить. Понятно, что там, в прекрасном, пахнущем каштанами и акациями Алеппо мало кто будет рад их появлению. В последний раз, когда ему удавалось связаться с Кириллом, тот сообщил, что в городе массовые беспорядки. Протестуют против таких, как они с Иваном. Они там живут не тужат, чего бы им и не протестовать. Нефть, климат — все удовольствия. И ПРАГРУшников в помине нет. ПРАГРУшники туда вряд ли сунутся, по крайней мере, в ближайшее время. Им на своих-то подконтрольных территориях удержаться бы. Чуть они ослабят где хватку — новые какие-то банды лезут. Какой-то Корпус Готфрида Бульонского еще объявился, говорят. Дисциплинированные и хорошо обученные бойцы, говорят. За веру много не трут, просто в расход пускают, если кто не покрестится в течение пятнадцати минут. Но с ПРАГРУшниками у них какие-то идеологические расхождения. Иван точно не знал, не разбирался он в этих внутрихристианских тонкостях. Не то пророки у них разные, не то имамы. Или как там они у них называются.

А в Алеппо кто ж спрашивать будет. Понятно, что для них теперь любой русский — ПРАГРУшник. Боятся их, как огня. И правильно боятся. Иван и сам их боялся. Да и кто не боялся бы. Особенно женщин их. С пронзительными открытыми лицами. C нечистым мясом, нанизанным на вертел, которое они для смущения населения носят в руках. С запахом алкоголя изо рта. Со своими огромными тяжелыми крестами в вырезах гимнастерок. Сколько ты продержишься? Ну, день. Ну, два. Ну, неделю. Ну, месяц. А потом рано или поздно выдашь себя, гримаса отвращения продернется по твоему лицу, и они заметят, обязательно заметят, если только не будут валяться пьяные под забором. Это у них такой отдых после боев. Наглотаются своего алкоголя и спят. Прямо на улице, бывает. Пока лето в Самаре, можно.

Бежать, конечно, сложно. Сначала по суше как-то до Одессы добраться. Это самая сложная часть пути. Кирилл говорит, большая часть лир у него на это ушла. Слишком опасно, слишком много ПРАГРУшников вокруг. Прикидываться приходится, а на это не всегда нервов хватает. Хвала Аллаху, дети пока малые, не соображают ничего. Им что чистое мясо, что нечистое — было бы только сытно. Редко едят досыта, что уж тут говорить. И Иван держится, пока не передает им мудрость. Вот доберутся до места, немного осмотрятся, потом уже можно будет и к мулле их отвести. Он их и очистит заодно, если вдруг случится в пути согрешить. От Одессы, говорят, уже проще. Там путь проторенный. Стандартная такса за место на палубе. До самой Латакии, говорят, можно доплыть, не меняя корабля. Ну а там уже контроль пройдешь — и дорога на Алеппо свободна. Если деньги останутся, можно даже и с комфортом доехать. Если только переночевать будет где. Поэтому Иван очень надеялся на Кирилла. Власти Алеппо не пускали в город тех, у кого не было места для ночлега. Гостиницы не считались. В город можно было въехать, только если у тебя была договоренность с кем-то из тех жителей, которые там уже оказались. Ну, или жили изначально. В зависимости от срока проживания горожанина, который дает письменное согласие тебя приютить, тебе и самому дают вид на жительство. Если горожанин жил в Алеппо до начала Первой Православной войны, можно аж на десять лет получить разрешение. Если же, как Кирилл, сам прорвался в город в течение последнего месяца, разрешение выдавалось на полгода. Но это ничего, главное только добраться дотуда, пролезть, проникнуть, просочиться, а там уже как-нибудь ввинтимся, размышлял Иван. Там уже мы приткнемся как-нибудь. Хорошие четкоделы, в конце концов, везде нужны. Днем с огнем отрывали раньше, до войны. А значит, и там будут отрывать.

Так что с детьми проблем быть не должно. С женами вот сложнее. Ну ладно, Катерина еще сможет как-то притвориться, она, в конце концов, танцовщицей была в Жигулевском серале, какие-то навыки лицедейства должны были сохраниться. А вот остальные… Наивные они у него и чистые. Таких и брал. За то и любил. Ладно, ничего, как-нибудь прорвемся. Только надо с Кириллом связаться обязательно, узнать, как идти, дошел ли он, сможет ли он его приютить с женами и все такое. Кириллу-то хорошо, он еще не успел ни одной жены взять.

Был один вариант. Нужно было идти к Нестору. Нестор давно говорил, что в тот момент, когда технологии начнут отказывать, пусть все обращаются к нему. У Нестора была последняя голубятня в городе. И когда только еще начинали не то что постреливать, а всего лишь побрехивать в социальных сетях, он как-то догадался и полностью поменял контингент своих пернатых. Теперь у него были исключительно почтовые голуби. Потому что четвертая мировая будет с палками, как написал когда-то великий ибн Раззак. Избитая цитата, конечно, но такая верная. Это время уже практически наступило. Во всяком случае, в сфере средств связи. Нет, надо на что-то уже решаться. Иван посмотрел на спящих детей, на копошащихся с разными домашними делами жен, мысленно благословил их и полез наверх.

— Барана принес? — меланхолично поинтересовался Нестор. О его голубях знал весь город, и ему тоже не поздоровилось бы, если бы эти ПРАГРУшники все-таки взяли Самару. Хотя что значит «если»? К сожалению, они ее, скорее всего, возьмут. Притом в ближайшее время. Так что спокойствие Нестора перед надвигающейся катастрофой было удивительным.

— Откуда сейчас барана брать? — попытался Иван воззвать к разуму голубиного олигарха. — Давай так: ты мне сейчас голубя, а я тебе потом двух баранов.

— Когда потом?

— После войны.

— Смешной человек. После войны больше не будет. Не будет такого времени. Понимаешь?

Иван не понимал. Как человек солидный и семейный, он продолжал надеяться на лучшее. Ему казалось, что пока есть Алеппо, пока есть этот далекий обетованный край, все еще обратимо, все еще можно вернуть к тому состоянию, как было, когда не было никакого Православного Государства России и Украины, и христиане казались просто милыми чудаками и чужаками, которые, пусть их, живут где-то там рядом, только бы не лезли со своими заповедями. Но, как гласит известный закон имама аль-Марфи, все то плохое, что может случиться, так или иначе случается. И они полезли.

Каким-то образом ему удалось уломать Нестора, и тот согласился на четырех баранов когда-нибудь потом, когда Иван доберется до Алеппо.

— Все там будем, рано или поздно, — задумчиво сказал Нестор. — Выбора другого нет. Или там, или в земле. Ты обращаться-то с ними умеешь?

Иван не умел, и за краткий курс обучения Нестор прибавил еще пятого барана. Отчего-то Ивана это ничуть не разозлило, хотя обычно он жутко не любил торгашей. Эти пять баранов казались чем-то настолько далеким, что пока никак не укладывались в голове и не вызывали никакого беспокойства. Да и потом в Алеппо, говорят, можно быстро заработать приличные деньги. За месяц люди себе состояния сколачивают. Главное — исправно носить номарху. Если ежемесячно носить номарху оговоренную сумму, глаза его будут оставаться закрытыми во многих случаях, когда их не стоило бы закрывать. Ладно, неважно. Идеальных стран не существует, и это настолько маленькое зло по сравнению с тем варварством, которое творят эти гяуры, что нисколько не пятнает ту мечту, которую Иван успел сложить у себя в голове.

Осталось написать Кириллу и успеть дождаться его ответа. Нестор сказал, что у голубя займет десять-пятнадцать дней добраться до Алеппо и обратно.

Нужно было придумать, как бы изложить все свое накопившееся беспокойство на короткой полоске бумаги, поскольку ее еще нужно было спрятать голубю под крыло. Какими бы упертыми дебилами не были эти православные, все-таки дураками их считать нельзя. За голубями, как говорили в Самаре, они соображают наблюдать, и если вдруг случится какому-то лететь слишком тяжело или просто случайно опуститься на их позиции — пиши пропало. Перехватят. А ты сиди, надейся и жди, что письмо твое дойдет. Но на каждое действие есть противодействие, и Нестор показал Ивану, как именно прятать маленькую свернутую в трубку бумажку голубю под крыло так, чтобы даже в бинокль послания было не разглядеть. А всех подряд птиц они, как надеялся Нестор, пока еще не ловят.

Иван развернул специально заготовленную полоску бумаги, задумавшись, поблуждал глазами по потолку, погрыз ручку и принялся писать:

«!йом тарб ллириК»