Максим Мёдов (р. 1983) — разносторонне талантливый человек: успел поработать в дизайне и в театре, но остановился на фотографии. Будучи фотографом-самоучкой, получил множество призов в области фотографии в России (Photoawards 2008), Эстонии (Aasta Portreefoto 2010, Fotokuu 2011) и США (F-Stop 2011, PF Magazine 2010). Лауреат стипендии Artproof в 2014 году. Участвовал в коллективных и персональных выставках в Эстонии, США, Германии, России, Индии. С 2003 года экспериментирует с пленкой. Хрупкость и непредсказуемость фотопроцессов завораживают Максима.
За годы работы с пленкой он изобрел свою авторскую технику. Основные лейтмотивы в его творчестве последних лет: современное общество, городской пейзаж и его влияние на человека, течение времени, нарратив и поэтичность фотографии. Интервью Максим дает редко и соглашается на них неохотно. Но при этом он потрясающе искренний и открытый собеседник.
Как ты начал заниматься фотографией и понял, что именно этот вид искусства тебе близок. Кто твои учителя?
До 20 лет я вообще никак не был связан с фотографией, занимался графическим дизайном. Мой отец в году 2002 купил себе только что появившуюся 2-мегапиксельную цифровую камеру. Естественно, я взял ее поснимать, и меня все это дело крепко зацепило. Какое-то время спустя в машине отца моего друга, который работал таксистом, японский турист забыл свою 35 мм камеру — она опять же попала ко мне. Возникло притяжение. Это была старая пленочная камера с простейшим экспонометром, и я не особо знал тогда, что с ней делать, поэтому отложил. Поснимав цифровыми камерами около года, я вернулся к ней и понял, что, как бы парадоксально это ни звучало, пленка — это мое будущее (хотя все вокруг говорило об обратном). До 2008 года я продолжал снимать на цифру, но все глубже и глубже погружался в мир пленки. На тот момент у меня уже была большая студия, где я занимался рекламной и фэшн-фотографией. Хватило, думаю, мне на всю жизнь — я понял, что так сильно связывать фотографию с коммерцией я не хочу. Любимое дело не должно угнетать. Я бросил все и уехал в Непал на три месяца.
В Непал ты поехал искать просветление?
Я поехал за перезагрузкой. Я реально устал от этой коммерции, одинаковых девочек-моделей вокруг, от платьев, вещей и т. д.
В Непале камера была с собой?
Конечно, я взял свою пленочную камеру. Именно там я понял, какие фотографии я хочу делать в ближайшие годы. Когда я сделал свою первую серию работ о Непале, то был поражен результатом — это было раз в пять круче, чем я ожидал. Приехав домой, начал сканировать все это дело и выкладывать в интернет — и понеслось! Журналы, журналы… Призы даже какие-то получил, ха-ха.
Нет-нет, никто мне не платил за это. Ну вначале, по крайней мере. В интернете есть достаточно сайтов, где сидят люди, работающие и разбирающиеся в мире фотографии. В какой-то момент я был замечен, и у меня появились интересные контакты, небольшие заказы. Но на данный момент для журналов я не снимаю.
Сейчас ты проявляешь все сам?
Да. Я живу в однокомнатной ласнамяэской квартире, из которой сделал фотолабораторию. Понимать и контролировать процесс — очень забавная штука! Работая с пленкой или же с альтернативными методами, совершенно по-другому ощущаешь весь процесс фотографии. Ты взаимодействуешь с ней в физическом мире, тебя не разделает монитор или экранчик камеры. Метод проб и ошибок — мой самый любимый: ты делаешь ошибку, но не понимаешь этого и идешь вперед, и это часто приводит к довольно интересным результатам. В работе с химией все очень гибко. Ну и самый кайф, конечно, уметь управлять своими ошибками и использовать их. В общем, это как у музыкантов в джазе: каждая ошибка — это возможность.
Как бы ты обозначил жанр, в котором работаешь?
Мне кажется, невозможно жить фотографией в рамках одного жанра. Я пробую все и перемешиваю все. Много снимал про город. Люблю наши таллиннские окраины. Сейчас я могу себя назвать, наверное, (долгая пауза, потом смешок) — хоть это и пошло звучит — арт-фотографом. Я делаю что-то на пересечении документальной и арт-фотографии. Пытаюсь смешать реальность с какими-то своими ощущениями, мыслями или предчувствиями.
В последней своей серии «Self Defence» ты используешь какую-то секретную авторскую технику: получается черно-белая фотография с вкраплениями цвета, местами тонированная.
Ха-ха, меня уже достали вопросы про технику. Все это вышло из проб и ошибок. Кто ищет, тот всегда найдет :).
Кроме фотографий ты занимался видеоартом. Что это было?
Ох, это было давно! Я снимал какой-то свой материал, миксовал его со всем, чем можно, например, с найденными на барахолках в Петербурге VHS кассетами. Это был 2000-2006 год. К сожалению, практически весь материал утерян: два жестких диска, на которых был бэкап, сгорели. Там куча всего интересного пропало, жаль.
Где ты его представлял?
На рэйвах и всяких подпольных вечеринках. Все началось с такого места, как Difference. Настоящий андеграунд. Я там многое увидел в первый раз. Например, видеоинсталляции Макса 3p.
Ты также сотрудничал с «Другим театром»…
Меня туда привел друг. Я впервые был за кулисами, естественно, все интересно, движуха. Хожу-брожу, смотрю. Минут через пятнадцать меня хватает Наташа Маченене за руку (я тогда не знал, кто это), начинает трясти и говорить: «Давай снимай!». Так я там и остался на четыре года. Какое-то время делал афиши для Русского театра, но там все такое неповоротливое, традиционное. Лет пять назад театр, слава богу, для меня кончился, и началось кино.
На данный момент что ты хочешь сказать своими фотографиями?
Последние два года меня очень тревожу я сам, мои внутренние процессы. Я вижу, как моя личность трансформируется. Очень остро это ощущаю. При этом последние два года я не снимал. У меня был очень тяжелый период внутренней разборки и сборки одновременно, и это привело к тому, что в сентябре 2016 года я снова взял камеру в руки и за эти полгода снял три проекта. В общем, нааккумулировал. Так что в ближайшие годы увидишь, что я хочу сказать своей фотографией.
Для меня остался не очень ясным круг вопросов, которые ты рассматриваешь.
Я просто живу и путешествую, а с помощью отраженного света фиксирую какие-то интересные для меня образы, события или явления. На данный момент меня интересуют такие вечные вещи, как время, любовь, жизнь, смерть и т. д. Они настолько всеобъемлющие, что всегда находишь что-то новое. Сейчас много читаю и думаю о времени и истории.
Кто на тебя повлиял?
В свое время на меня произвели огромное впечатление две женщины-американки. Первая — это Sally Mann. Ты должна ее помнить: был скандал в начале 90-х после ее серии «Immediate Family». В основном она снимает на старые камеры большого формата 8×10, часто использует мокрый коллодионный процесс. Вторая женщина — это Diane Arbus.
Ты тоже снимаешь на старинные камеры?
Сейчас я снимаю на камеру формата 4х5, она не старинная, 80-х годов — моя ровесница. Мне понадобилось восемь лет, чтобы окончательно прийти к этому формату. Несколько раз я пробовал к нему подобраться то с одной стороны, то с другой. Когда снимаешь на большой формат, появляется куча мелких нюансов, о которых ты должен помнить и которые влияют на конечный результат. Совершенно другой ритм. Ну вот простой пример. В камере большого формата ты кадрируешь и наводишь на резкость по матовому стеклу, изображение на котором ты видишь в перевернутом виде и зеркально отраженным. И это только начало.
24 апреля в галерее «Draakoni» (Пикк, 18) у тебя открывается выставка «Self Defence». Эти работы ты снимал в течение 10 лет. Что послужило отправной точкой для этого проекта?
Я очень хорошо помню эту отправную точку. Я шел по своему району, в Ласнамяэ на Линнамяэ, через пустырь, и там был залитый водой котлован. Зимой он застывал, и мы с друзьями, когда я был маленький, играли там в хоккей. 25 лет назад. Я посмотрел на него и подумал: «Он все еще здесь. Его надо сфотографировать». У меня с собой была камера, я его сфотографировал. Спустя неделю опять шел там же и увидел, что начались какие-то строительные работы и его засыпали. Помню, как мне стало грустно, в этот момент я подумал: одно из любимых мест моего детства исчезло навсегда.
Я живу здесь с пяти лет, с 89-го года. Пошел в школу, которая тогда еще достраивалась. В принципе, все, что я снимал, построено у меня на глазах, и ему столько же лет, сколько и мне. Очень забавно находить вещи, которые ты помнишь из детства, а они все те же, все на том же месте. Первая часть этого проекта обо мне, моей меланхолии, страхе, размышления о том, как ландшафт влияет на твое самосознание. Почему это называется «Самозащита»? Я снимаю место, куда я всегда могу убежать и спрятаться, здесь я чувствую себя защищенным. На своей территории, на своей земле.
Сейчас каких-либо материалов о Ласнамяэ существует, мягко скажем, очень немного, это касается и текстов, и фотографий. Думаю, лет через 50 мои негативы будут особенно интересны.
В какое время ты обычно ходишь с камерой по Ласнамяэ?
Не люблю снимать летом — летом я люблю отдыхать. В основном снимаю в межсезонье. Эстонское низкое, вечно серое небо, которое, кажется, вот-вот упадет тебе на голову — это моя зона комфорта. В межсезонье в Ласнамяэ все очень психоделично. Эти пустыри, это большое пустое пространство вокруг тебя — вроде бы ты один, и в то же время на тебя смотрят 100 000 глаз из этих маленьких окошек вокруг.
Ты как будто находишься в состоянии вечной ностальгии.
Да, снимая этот проект, я очень многое узнал о ностальгии, ха-ха. Но у проекта будет три части: не только обо мне и моем прошлом, но и о людях, которые тут живут, и событиях, которые тут происходят.
Все эти работы представлены на нынешней выставке?
Нет, в апреле я покажу только одну, первую часть. На ней будет представлен в основном ландшафт. Вторая часть — портреты, она про близких мне людей. И третья — архивы. Я ищу семьи, которые всю жизнь прожили в Ласнамяэ, и работаю с их фотоархивами и историями. Очень интересный материал. Надеюсь за года три-четыре со всем этим разобраться и показать зрителю.
Тут возникает вопрос хранения. В мире цифровой фотографии все очень уязвимо — жесткие диски вечно сгорают. В этом плане пленка — материал более надежный…
Да, отпечатки и пленка переживут меня. Если ты не хранишь их на улице, то они будут жить сотни лет.
Ты неосознанно выбрал более вечный носитель информации.
Мне кажется, это он меня выбрал.
Можно ли прожить в Эстонии, занимаясь исключительно художественной фотографией? Какова стоимость твоих работ, покупают ли их? И можно ли что-то заказать?
У меня не получается жить только за счет арт-фотографии. Тут в Эстонии с фотографией все печально. По большому счету, это никому не интересно и рынка для фотографии тут нет. За прошлый год я продал тут всего одну фотографию.
Цена зависит от многих факторов: размера отпечатка, бумаги, авторская ли печать или нет, тиража и, конечно, оформления. Иногда меня спрашивают, например, сколько стоит вооот эта фотография в раме 90×70 см. И когда ты называешь цену в 500 евро, очень удивляются и сразу теряют интерес. А то, что тут использован багет ручной работы из американского дуба, галерейное антибликовое стекло, натуральная хлопковая баритовая бумага, которая не потеряет своих качеств более 100 лет, — этому всему не придают значения.
На сегодняшний день фотография сильно дискредитирована: с приходом цифровых камер порог входа в эту сферу стал настолько низкий, что куда ни плюнь — попадешь в фотографа. Поэтому пленочная или созданная автором от начала до конца по какому-нибудь старинному классическому процессу фотография становится делом элитарным и дорогим.
Кстати, а если такая фотография весит на стенке, и на нее попадает солнечный свет, она не поблекнет?
Как я уже говорил, качественно напечатанная, например, на баритовой фотобумаге, под стеклом, она очень долго будет оставаться бодрой. А вот те снимки, которые печатают на принтерах в наших фотосалонах, продержатся максимум 10-15 лет.
Твои планы на будущее?
Основной план — это наконец-то сделать открытую фотолабораторию в Ласнамяэ, где каждый сможет поэкспериментировать с пленкой, печатью или альтернативными процессами. Надеюсь, что к концу этого года все уже получится. Ну и второй план — выставка, материал для которой я снял этой осенью и которую начинаю уже потихоньку печатать. Не могу сказать, где и когда она будет, — сам еще не определился.