На дверях гостиницы «Нарва» было написано, что в эти дни в одноименном городе проводится международный детский теннисный турнир. Поэтому неудивительно, что дети разных стран и их взрослые тренеры составляли примерно половину постоятельцев отеля. Дети шумели о чем-то своем, взрослые чинно сидели за столиками и нарезывались. Ближе к полуночи дети разошлись по номерам, а один из их тренеров вдруг развил приличную активность. Он стал тигром метаться по ресторану, спрашивая у проходящих мимо него официанток:
— Где можно окунуться? Окунуться где можно?
Не сразу было понятно, чего, собственно, мужчина хочет. И только потом, уже после вступления с ним в контакт, все выяснилось. В тот день православные, самодержавные и народные отмечали крещение, и, согласно моде в стране, до которой из ресторана «Шагал» (почему Шагал? проездом останавливался? рисовал нарвских скрипачей на крыше? история умалчивает) была пара сотен метров пешком, надо было срочно макнуться в прорубь. Невзирая на минус пятнадцать градусов мороза. Официантки вяло отшучивались и не могли направить гостя города в сторону ближайшей иордани. Мне кажется, что просто потому, что их либо в Нарве в тот день просто не пробурили, либо юные девушки были далеки от них так же, как мечущийся москвич от завтрашнего похмелья.
Что он москвич, он сообщил сам. Устав метаться, он вклинился в наш разговор с нарвским поэтом Безфармашиновым на просьбе последнего ко мне подарить ему авторский экземпляр моей последней книжки.
— Чего, прям вашей? — что-то подобное спросил гость страны.
— Прям моей.
— Прям книжки?
— Прям.
После чего москвич разразился не слишком связной речью о том, что бумажные книги обречены на вымирание, в ближайшие десять лет все окончательно перейдут на электронные читалки, и это он нам как книжный магнат говорит. Потом еще было что-то про поэзию, про то, что все поэты давно выродились и в современности пристойных авторов не осталось вовсе. На мою провокационную просьбу все-таки порекомендовать мне какого-нибудь современного поэта из тех, которых он считает хоть сколько-нибудь достойными, он отзывчиво прорекламировал Георгия Адамовича, скончавшегося в 1972 году в Париже акмеиста. А, ну и проговорил что-то не очень связное про разницу между Москвой и Петербургом. Точно помню, что «питерских» надо было всячески бить по лицу, а вот почему, уже припомнить не получается, однако какая-то причина точно была.
Несколькими часами ранее в нарвском пространстве «Ваба Лава» давали премьеру спектакля таллиннского Русского театра «Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом» по пьесе польского журналиста Павла Демирского в постановке лауреата всяческих премий российского режиссера Юрия Муравицкого. Спектакль очень злободневный и очень какой-то не политический, но политизированный. При его просмотре невольно почему-то думается про Мейерхольда (хотел написать «вспоминается», но это было бы явной исторической неправдой). Мир труда, мир капитала, обезличивающая машина, под монотонные ритмы которой и происходит действие спектакля. Собственно, действия-то никакого и нет: актеры совершают телодвижения танцевального толка и смотрят в зал, не взаимодействуя друг с другом, несмотря на то, что периодически выходят на сцену по двое и по трое. Это, скорее всего, тоже должно символизировать механизированность современного мира, тот факт, что люди сейчас разобщены и теплого лампового общения больше не происходит. Все, в общем, плохо — и все из-за погони за жирным рублем, то есть, простите, злотым, конечно же. Актеры стараются, как могут. Ритмизованный механистический аккомпанемент звучит, как и должен звучать. Зрители полны сочувствия, ожидания авангарда и откровения. Вообще в этом смысле надо сказать, что открытие «Вабы Лавы» (не знаю, склоняется ли, но, учитывая специфику Нарвы, надеюсь, что да) стало достаточно большим событием для приграничного города. Судя по контингенту присутствующих, на спектакле был вот совсем весь нарвский высший свет, включая евродепутата Яну Тоом.
«Ваба Лава» стала одним из трех мест в Нарве, где за последнее время я слышал примерно в равных пропорциях эстонскую и русскую речь. Первым таким местом стал несколько лет назад Нарвский колледж Тартуского университета. Не помню, по какому поводу туда собралось значительное количество эстонской публики, подозреваю, что в связи с проходившим тогда мероприятием TEDex Narva. Вторым местом, и это еще более характерно, был теперь уже международно известный клуб «Ро-Ро» утром второго дня музыкального фестиваля Station Narva. Ну, то есть часов в одиннадцать-двенадцать. Судя по всему, таллиннским эстонцам, приехавшим посетить фестиваль и хлебнуть немного экстремального отдыха (не уверен, конечно, что это до сих пор так, но лет десять назад поездка в Нарву для коренного населения страны была по предчувствиям сравнима с прогулкой белого человека в Гарлеме годов семидесятых) было кем-то сказано, что единственное приличное место общепита и послефестивального «чилла» в городе — это исключительно «Ро-Ро». Мало того, что это действительно так, особенно по части «чилла», так там их еще и обслуживали по-эстонски. Так что сидели они там такими же уютными хипстерскими стайками, как в каком-нибудь родном баревиче на Каламая.

Art Club Ro-Ro
И вот теперь «Ваба Лава». Количество эстонских зрителей лишь чуть-чуть уступало количеству русских. Так что культурная экспансия в Нарву буквально со всех сторон вполне себе продолжается. И это однозначно хорошо — любое культурное разнообразие всегда идет только на пользу. К самому спектаклю можно относиться по-разному, но тот факт, что Русский театр организовал премьеру одного из своих спектаклей сначала в Нарве, а потом уже вернул его на родину и показал в столице, говорит о многом. Надеюсь, что нарвская «Ваба Лава» не будет простаивать. Надеюсь, что путь, проторенный Русским театром, повторят и другие многочисленные театры нашей страны. Надеюсь, что и нарвитяне своими силами смогут как-то освоить культурное пространство «Вабы Лавы», что Нарва получит звание культурной столицы Земного шара и все у васюкинцев будет хорошо. Нет, серьезно. Город хорошеет и развивается. Что, в сочетании с отдельной, давно сложившейся атмосферой этого своеобразного места, делает из Нарвы крайне самобытную точку на карте Эстонии. И если эта своеобразность будет некоторым образом официально признана, мы все посмотрим и увидим, что это хорошо, и скажем: «Это хорошо». Потому что ну хорошо же. Безотносительно к конкретному спектаклю.
— А я думал, вы из-за детей здесь, — спросил я мечущегося москвича.
— Дети, — сказал он, не переставая метаться, — дети — это побочный продукт.